— Все, что могли, вы для нас сделали, — согласился Павлик Краснов.

Ребята с тоской глядели, как гусыня с черной отметиной поднялась в воздух и полетела в сторону Пурги. А Пекарь, стащив с головы шляпу, махнул им: пойду-де я, хлебушек пора печь из осоки да речных водорослей — и, не выпуская головного убора из рук, нырнул в воду, только пузыри пошли. Дети пождали-пождали, но Анатолий Казанкин так и не всплыл.

И вот одиннадцать гусей, сопровождаемые бдительными охранниками, почти не отвлекаясь на интересных насекомых, гусиной побежкой направились к дому.

— Как же нам теперь быть? Самую главную гусыню упустили… — вздыхала Крошечка.

— Может, она еще вернется… — высказал предположение Павлик Краснов.

— А не лучше ли нам убраться отсюда подобру-поздорову? — спросила Орина.

Но тут они увидели Бабу Ягу, которая вышла их встречать и, недосчитавшись Ириги, сильно нахмурилась. Ребята остановились в некотором отдалении: позади — река, впереди — разгневанная старуха, а по бокам расстилается черная топь, подковой охватившая полуостров с избушкой. Что делать? Они хотели было рвануть к реке — глядишь, Язон появится, или Пекарь на бревне увезет их отсюда, — но тут гуси стали дуться-дуться и, надувшись, стали похожи на белые ладьи. Распустив косые паруса, накренив бизань-мачту с оранжевым флагом на верхушке к самой земле, они с шипом окружили ребят, оставив узенький проход, направлявший их к старухе: охранники и арестанты поменялись ролями.

Ребята по трапу вскарабкались в избушку, старуха — за ними, а гуси, выпустив пары и вернув себе прежние размеры, с довольным гоготом полезли под домик на еловых ножках.

Баба Яга, по-прежнему хмурясь, говорила: дескать, вот, ничего нельзя поручить нынешним ребятам, все испортят, завалят любую работу… Мой-то из лесу заявится — дак ему это навряд ли понравится… Не хотела я мешать его в это дело, да…

Ребята переглянулись: что это еще за — Мой?!

— И коль вы мою лучшую гусыню прокараулили, придется ведь ущерб возмещать… — продолжала старуха, откидывая дверцу ларя, внутри которого что-то белело.

Бабка нагнулась и принялась вытаскивать наружу это белое, видать, с трудом затолкнутое в ларь, никак туда не вмещавшееся… Наконец вещь была вынута, это оказались сложенные белые крылья: огромные, оперенные и сильно помятые. Баба Яга растряхнула крылышки — они расправились и раскрылись. От крыльев в избушке вмиг стало светло, точно от ясного снега, и очень тесно. Крошечка, применив дедукцию, сообразила, что все это не к добру. Павлику крылья, видать, тоже не глянулись. Ребята попятились к двери…

Но тут с печки раздался рык, занавеска вмиг была распорота — и вниз соскочила… огромная волчица: три ноги у ней оказались волчьи, а задняя левая — человечья… Крошечка вскрикнула — и, не помня себя, вывалилась в дверь… Упала, но тут же поднялась, потому что волчица выпрыгнула из избушки вслед за ней. Гуси под избушкой нервно гоготали. Орина с воплем неслась к болоту, а волчица, кинувшись наперерез, стала оттирать ее от торфяников. Девочка боковым зрением видела: босая человечья ступня, с силой отталкиваясь от земли, скачет вровень с волчьими лапами, а сзади болтается хвост… Крошечка, не переставая орать, круто свернула к сараю на еловых ножках, залетела внутрь и, часто-часто дыша, задвинула щеколду. А чья-то рука тотчас заперла ее снаружи.

Орина поняла, что попалась: струсив, она загнала себя в ловушку.

Крошечка приставила глаз к щелке, но никого не увидела. В сарае пахло, точно в конюшне, которую семь лет не чистили; было сумрачно, но, пообвыкнув, она заметила толстую цепь, прилаженную к кольцу в дальней стене, цепь заканчивалась большим ошейником. Уж не трехлапую ли волчицу с человеческой ногой тут держали?.. Хотя ведь волчица явно — так же, как они — откуда-то пришла на болото, да и… положили ее, как барыню, на печь.

Вдруг раздался до того жуткий вопль, что Крошечка подскочила, — а после еще, да еще… Ей показалось, что кричит Павлик Краснов… Орина принялась колотить в дверь кулаками и ногами, но та не поддавалась. А крик не смолкал — так не орала даже крикса Миля, когда требовала исполнения всех желаний!.. Да что же это… что там с ним делают…

Дверь с той стороны была заперта на вертушку; чем-то бы дотянуться до нее… Крошечка в панике металась по своей темнице — нигде ничего… С плеча слетела дедушкина сумка, раскрылась, выворотив наружу все отделы, Орина схватила рейсшину и, просунув в отверстие, поддела вертушку, толкнула дверь и бросилась к пыточной избе.

Страшной волчицы не было видно, зато гуси, с гоготом вылетевшие из-под дома, попытались остановить ее. Крошечка, отбиваясь от гусей рейсшиной, ломая ногти, умудрилась открыть высокую дверь — и от увиденного сама закричала: Павлик Краснов лежал поверх ларя со связанными руками и ногами, по пояс голый и, приподняв голову, орал — никогда она не видела таких глаз… Баба Яга держала в одной руке шило, в другой — сапожную иголку с суровой ниткой и, склонившись над ним, шила: она пришивала к спине мальчика, залитой кровью, белые крылья — протыкая кожу, вонзала попеременно то в тело, то в крыло шило и иголку. И при этом еще бормотала:

— Не хватает в крылушках нескольких перышек — ну да ничего… И так хорошо. Полетишь вместо Ириги — поведешь мою стаю… Будешь зваться Павелга!

Орина незнамо как перекинула себя через порог и с кулаками набросилась на бабу Ягу, получив в ответ удар иглой в щеку и едва не получив шилом в бок. Но тут — Крошечка давно уже слышала какой-то странный гул — в окошке что-то промелькнуло… Старуха бросила шитье — и, опустив лестницу, выметнулась из избушки поглядеть, что там такое… Орина подбежала к Павлику, потерявшему сознание, и, схватив со стола нож, путаясь в крыльях, перерезала веревки на руках и ногах. Но что делать дальше? Перья крыльев свалялись и побурели, одно крыло висело, — она наступила на него, другое, сильно смятое, наполовину закрывало рыжеволосую голову. Крылья плохо держались — они были пришиты на живульку. Крошечка, сморщившись, отпорола ножом и крылья. Павлик Краснов опять заорал — он пришел в себя.

— Погоди, миленький, Павлик, погоди, сейчас, сейчас, сейчас, — бормотала Орина, смазывая кровавые раны вонючей мазью «бом-бенге» и в страхе поглядывая на дверь: она не представляла, что делать, когда баба Яга вернется…

Павлик Краснов вновь впал в забытье. Крошечка высунулась в окошко: рядом с избушкой… приземлился самолет, и… и на серебряных его крыльях сияли красные, как кровь Павлика, звезды! Летчик уже вылез из кабины и снимал шлем…

— Помогите, помогите! — завопила Орина, чуть не выпав из окна. — К нам, сюда! Товарищ летчик, к на-ам!

Она хотела было закричать про Бабу Ягу — и осеклась: Баба Яга и… самолет… это уж ни на что не похоже… Одно с другим никак не вяжется…

Крошечка выскочила наружу: летчик и старуха вот-вот должны были сойтись, гуси, распустив два десятка парусов, летели на подмогу хозяйке.

Наконец они встретились, он что-то спросил, но она, без долгих разговоров, нацелила иголку с шилом ему в глаза, — хорошо, летчик предусмотрительно не снял очков. Тогда он вынул наган и принялся палить в воздух — гуси с гоготом рассыпались по сторонам, Бабу Ягу он схватил за шиворот и потащил к сараю. Когда Орина подбежала, летчик как раз закрывал вертушку, а бабка трясла дверь и в бессильной ярости грозилась: дескать, ужо вам! Вот вернется Мой из лесу — он вам пока-ажет! Кровавыми слезами умоетесь-де!