— У них еще вино есть, — сказал Харальд, показывая глазами на вторую девицу.

— А девки-то красивые, — отметил Готлиб.

— Ты будешь пить вино? — спросил Харальд.

— А оно не отравлено? — с опаской поинтересовался Готлиб.

— Не должно быть, — сказал Харальд.

— Лучше не пить их вина, — сказал Готлиб.

— Слышал, что у местных хорошее вино. Я попробую это вино, — сказал Харальд.

— Как бы мне не остаться без лучшего воеводы. Пусть кто-либо другой попробует, — сказал Готлиб.

— Вы не бойтесь — вино не отравлено, — сказал Доброжир.

Даны уставились на Доброжира настороженными взглядами.

— Этот дикарь знает наш язык? — спросил Готлиб.

Харальд вгляделся в лицо Доброжира. Лицо сияло простотой и любовью.

— Вряд ли. Видно же, что он дурак, — сказал Харальд.

— Дурак или притворяется дураком? — спросил Готлиб и подумал вслух: — Может, сразу его повесить?

Доброжир вздрогнул.

— Давай повесим. На воротах, — сказал Харальд.

— Погоди, — сказал Готлиб.

Доброжир взял чашу из рук девицы, отпил глоток и снова протянул чашу данам.

— Пьет вино, — отметил Готлиб.

— Показывает, что вино не отравлено. Надо попробовать вино, — сказал Харальд.

Готлиб кивнул головой.

— Ладно. Пробуй.

Харальд взял чашу и сделал глоток.

— Вино и в самом деле отменное, — сказал он и снова приложился к чаше.

— Хватит, — сказал Готлиб. - А то и в самом деле у тебя живот разболится.

Опустошив чашу, Харальд рассмотрел ее.

— Однако чаша золотая.

Готлиб взял чашу в руки поднес к глазам. Рассмотрев, сделал радостный вывод:

— Значит, в этом городе много золота.

— Должно быть, тут и много вина, и многого другого, — сказал Харальд.

Готлиб передал чашу слугам и сказал:

— Надо будет приказать воинам, чтобы никто не смел лазить в склады местного конунга. Сначала я сам проверю, что там имеется.

— Позволь мне проверить винные склады, — сказал Харальд.

Готлиб рассмеялся:

— Ты хочешь один выпить все вино?

— Нет! Конечно же — с тобой! — со смехом проговорил Харальд.

— Чувствую, мы хорошо повеселимся в этом городе, — сказал Готлиб.

Харальд обвел похотливым взглядом девок.

— А девки здесь красивые. Надо будет заняться ими, — проговорил он.

— Немного погоди. Сначала войдем в город, — проговорил Готлиб и отдал приказ: — Всем улыбаться! Пусть думают, что мы их друзья. И никого не трогать. Успеем.

Видя, что суровые лица разбойников смягчились, Доброжир повеселел.

— Милости просим, дорогие гости, — пропел Доброжир.

Готлиб снова не понял его слова. Ему надоел такой разговор, и он спросил через плечо:

— У нас кто-либо знает их дикарский язык?

Харальд поманил одного из воинов.

— Олав, иди сюда.

Воин в простой одежде быстро подбежал к Харальду.

Харальд кивнул на Доброжира:

— Поговори с ним.

— Спроси, Олав, чего он говорит? — спросил Готлиб.

Олав обратился к Доброжиру на ломаном языке:

— Ты кто есть будешь?

Доброжир поклонился и сказал:

— Я городской глава.

— Как есть твое имя? — спросил Олав.

— Доброжир. Я главный в городе, — сказал Доброжир.

— Дебргир. То есть — бургомистр?

— Ну да — по-вашему так, — поклонился Доброжир.

— Что это все обозначает? — спросил Олав и показал рукой на людей за спиной старшины.

— Мы так встречаем дорогих гостей, — сказал Доброжир.

— Гостей? — изумленно спросил Олав, бросил беглый взгляд на конунга, который слушал их с высокомерным видом, и жестко проговорил: — Дебргир, я этого даже не буду говорить конунгу, потому что он тут же велит повесить тебя. Мы не гости — мы хозяева!

— Но... — попытался объяснить свои намерения Доброжир.

— Все не имеет значения. Пока важно одно — ты сдаешь город? — перебил его Олав и многозначительно прикоснулся к рукояти меча.

Доброжир испугался:

— Конечно.

Олав отвернулся от него и сказал Готлибу:

— Он бургомистр, и его зовут Дебргир. Он сдает город.

— Плевать на его дикарское имя, — сказал конунг Готлиб.

— Он может пригодиться в чужом городе, — сказал Олав.

— Когда понадобится, тогда и позовем, — сказал Готлиб.

Харальд громко захохотал:

— Отныне его зовут — раб! Склав!

— Негоже обижать хозяев, — обиженно проговорил Доброжир, поняв, о чем идет разговор.

— Молчи, дурак, не видишь, — я спасаю твою жизнь, — сказал Олав.

Готлиб нетерпеливо обратился к переводчику:

— Олав, что он еще там лепечет на своем тарабарском языке?

— Он просит взять его дары, — сказал Олав.

Готлиб небрежно бросил через плечо.

— Харальд, возьми его паршивые дары. Лучше бы золота и серебра побольше принес.

— Это у них мы возьмем и сами, — сказал Харальд и потянулся к подносу с хлебом.

— Хлеб должен взять ваш конунг, — сказал Доброжир.

— Чего этот толстяк опять лопочет? — спросил Готлиб.

— Он говорит, что дары должен взять конунг. Он должен отломить кусочек хлеба, окунуть его в соль... — сказал Олав.

— Это соль! — радостно воскликнул Готлиб, и в его глазах загорелся жадный огонь.

— Соль, — сказал Олав и продолжил: — Толстяк говорит, что ты, конунг, должен съесть этот кусочек хлеба, затем выпить вина. Потом дары можно передать слугам.

— Глупости, он не может указывать мне, что я должен делать, — сказал Харальд.

— У них такой обычай, — сказал Олав.

— Ах, вот что! — сказал конунг, протянул грязную руку к караваю, отщипнул кусок, окунул в соль, затем поднес ко рту, и остановился.

— А вдруг это, все-таки, отрава? — вспомнил он.

Олав покачал головой.

— Это не отрава.

— А если это и в самом деле отрава — то мы в городе убьем всех жителей, — сказал Харальд.

— Но я-то умру, — сказал Готлиб и подозрительно покосился на него. — Харальд, может, ты сам хочешь стать конунгом?