Юноша как раз опустошил стакан с тонизирующим соком, потому не поперхнулся от неожиданности, только отставил в сторону емкость и кивнул. Вместо эльфа вопрос задал дракончик:

— Какой ритуал?

— Балда! Три жертвы теперь есть, можно творить ритуал поиска нашего общего «друга» Паука, о котором говорил мастер, — добродушно напомнил Хаг задумавшемуся о чем-то напарнику. Тот тут же отбросил все лишние мысли.

— Эй, мастер, мы с вами пойдем!!! — Птичкой слетел с веток сердито зашуршавшей листвой са-орои Лис и почти вплотную подскочил к Гаду с явным намерением вцепиться в мантию, если вредный декан решит обойтись без его, Машьелиса, вдохновляющего присутствия.

— Разумеется, о Либеларо, условия сотворения ритуала требуют непосредственного участия как жертв-контактеров, так и намеченных Пауком живых целей, — снисходительно усмехнулся юной горячности дракончика Гад и специально для остальных членов команды добавил: — Всех целей.

— Так это же здорово! Жаль, так, как сейчас, советника в прошлом году поискать не вышло! — затараторил возбужденный, предвкушающий шоу Лис. Только кругами не начал бегать, как жаждущий немедленно отправиться на прогулку щенок.

— Да, — неожиданно согласился со студентом мастер. — Нужных жертв не хватило. К сожалению, деревья Игиды, пусть фактически и являлись пострадавшими от деяний безумца, никак не смогли бы принять участие в ритуале, а одним Цицелиром мы бы не обошлись.

Яна только зажмурилась и помотала головой, пытаясь избавиться от жуткой картины, нарисованной внезапно разыгравшимся воображением: вот величественные деревья из золотого подземного сада встряхивают кронами, выдирают корни и начинают медленно, роняя комья земли и листья, двигаться вверх по широкой лестнице, дабы настигнуть и покарать обидчика. Прямо-таки какой-то «День Триффидов» представился.

Между тем декан, не посвященный в странные фантазии землянки, не давая иных пояснений, стал действовать. К чему пустые слова, если студентам вскоре представится возможность все увидеть и попытаться понять самим? Знак СУАЗ отправил просьбу декану летописцев Ротамиру о доставке Мисага Куяри в ритуальный зал корпуса блюстителей. Второй вызов почему-то отправился к мастеру танцев Пичельэ, а третий к Таате Голвин с мягкой просьбой поскорее подойти к декану в общежитие.

По царственному взмаху руки Гада студенты потопали к кабинету, где застали ожидающую мастера запыхавшуюся хоббитянку. Та, хоть и не знала за собой никакой вины, слегка волновалась. Просто так ведь декан не стал бы ее вызывать? В отличие от компании Яны, для которой посиделки с вареньем в компании Гадерикалинероса за два года стали почти традицией, прочие, более везучие студенты, не общались с иронично-строгим мастером слишком близко и систематически. Во внеучебное время дэор посещал и вызывал своих подопечных большей частью ради срочного стимулирующего нагоняя. Все остальные вопросы он предпочитал решать на занятиях или на переменах.

Прямо из коридора дэор открыл портал в Зал ритуалов. Здесь ребятам бывать еще не доводилось. Внутри просторного помещения оказалось мрачновато. Окон не было, осветительных шаров и прочих артефактных ламп, привычных студентам академии, тоже не имелось. Рассеянный и какой-то тускло-серый светлился из боковых светильников, горящих в первой трети зала, а остальное пространство терялось среди теней.

Четверо званых и незваных «гостей» уже присутствовали тут. Декан Ротамир с растрепанным Куяри, настороженно зыркающим по сторонам, стояли у самого входа. Не по-эльфийски толстенький ярко-полосатый мастер Пичельэ, на чьи факультативные занятия по танцам Яна ходила весь прошлый год, прохаживался у стены. Еще здесь была ректор Шаортан, которую Янкина компания увидеть в общем-то не ожидала. Ее-то Гад не звал. Хотя, учитывая способность дэора к умножению собственных сущностей, декан вполне мог известить дракессу о сборе лично, а не через знак. Все-таки начальство!

Все вразнобой поздоровались. Завидев Гада с выводком студентов, учитель танцев окинул нетипично цепким взглядом всех присутствующих, будто не только считал их по головам, а еще и мерку снимал, хорошо, если для пошива одежды, а не для деревянного макинтоша.

— Ясного дня, проводим ритуал трех кругов и зова? — доброжелательно уточнил эльф у дэора с улыбкой, снова превратившей его в добродушного толстячка.

— Да, — подтвердил декан.

— Вот и замечательно, вот и хорошо. — Бормоча себе под нос эти слова, мастер вытащил из кармана белый мелок — не палочку с пылью Игиды, о которых рассказывал студентам Гад, а самый натуральный белый мел. Им Пичельэ ловко, не опускаясь на колени, начертил на темной сплошной плите пола нечто, более всего похожее на трилистник или схему молекулы из учебника химии. Причем, хоть мастер и не пользовался никакими инструментами, картинка вышла на загляденье: все три листика походили друг на друга, как зеркальные отражения. Выпрямив спину и оправив чистой рукой полосатую мантию, эльф с добродушной усмешкой палача скомандовал: — Жертвы, в круг.

Стефаль молча шагнул внутрь верхнего лепестка, стараясь не задеть меловую линию.

— Может, не надо, я никогда ничего больше не буду! Отработаю где угодно, клянусь сияющими чертогами и зеркалом Теимарису! — всхлипнул Мисаг, уцепившись за мантию Ротамира.

У Тааты на расширенные от ужаса глаза навернулись слезы, и она вцепилась пальчиками в рукав своего декана. Тот только обреченно вздохнул и коротко объяснил категорическую команду полосатого чертежника:

— Мисаг, Таата, вы, как и Стефаль, недавно стали жертвами враждебного воздействия. Чтобы отыскать того, кто причинил вам вред, мы и проводим ритуал.

— А-а-а, так бы сразу и сказали, — испустил вздох облегчения все еще подрагивающий шкодник Куяри и почти спокойно занял место в свободном лепестке трилистника. Таата глянула на декана и, приободренная его кивком, посеменила в последний лепесток.

Позабавившись реакцией студентов, мастер Пичельэ продолжил трудиться над рисунком. Теперь он изобразил еще один трилистник, только ножки у листиков оказались подлиннее. Центр же лепестков совпадал.

— Цели, в круг, — отдал новый приказ эльф.

Гад подтолкнул Лиса, Хага и Янку к престранному цветочку со словами:

— Вставайте.

Мало что понимающие, но очень заинтригованные студенты повиновались. Пичельэ придирчиво осмотрел свое творение и то, как в него вписались живые фигуры, взамен практически израсходованного вытащил из кармашка новый мелок, каким-то чудом ухитрявшийся не пачкать одежду. Перехватив инструмент поудобнее, в считаные секунды мастер заключил свой «цветик-шестицветик» в равносторонний треугольник.

— Опоры и поручители, ваш черед! — отрывисто приказал толстячок, с лица которого сбежала улыбка. Кажется, рисование давалось ему нелегко.

По углам треугольника встали деканы и ректор. Художник несколько раз глубоко вздохнул-выдохнул, наклонился и, не прерывая линии, не оглядываясь и не примериваясь, вписал треугольник в круг. После чего поспешно вышел за пределы рисунка. Уколов палец о красивую и, как раньше полагала Яна, чисто декоративную пряжку ремня, преподаватель измазал кровью остатки мелка и метко послал их в центр рисунка. Мелок почему-то рассыпался красными брызгами-каплями. Линии запылали холодным синим огнем, бросающим на лица собравшихся причудливые тени. Мастер Пичельэ из добродушного толстячка превратился в суровую глыбу. Даже улыбчивый рот казался трещиной, вырубленной первобытным жрецом в монолитной скале.