Руки дрожат, как у старухи.

– Каким образом была убита ваша сестра? – снова спрашивает Ленцен.

– Семь ножевых ран, – отвечаю я, как во сне.

Слепая ярость. И кровь, все в крови.

Не знаю, сказала я это или только подумала.

– Линда, – говорит Ленцен. – Вы ошиблись. Прошу вас, поймите это.

Понять этого я не могу.

Я даже не могу толком понять, что он говорит. Я не в себе, все произошло слишком быстро, пытаюсь отмотать на три шага назад, пытаюсь осознать, что произошло, – Ленцен только что доказал свое алиби. Этого не может быть, этого не может быть.

– Вы же понимаете, что это значит, – говорит Ленцен, тихо, медленно, словно заговаривает ядовитую змею. – Убив меня, вы не свершите правосудия. Напротив. Что бы вы со мной ни сделали, убийца останется на свободе.

Для меня это как выстрел. Но если не Ленцен, то кто? Кто, если не он?

Нет, нет и нет. Я видела Ленцена.

– Линда, – говорит Ленцен, прерывая ход моих мыслей, – прошу вас, опустите пистолет.

Смотрю на него.

До меня медленно начинает доходить.

С 21 по 28 августа 2002 года Виктор Ленцен был в Афганистане. У него не было никакой возможности убить мою сестру.

Голова раскалывается, кругом все плывет, и я думаю, сколько я так живу: боль, головокружение, галлюцинации, песня, эта проклятая песня, и призрак в углу спальни, бессонница, кошмары. Я все поняла, и это понимание мучительно, невыносимо.

Я сошла с ума.

Или сойду, если так будет продолжаться.

Такова реальность, такова моя жизнь.

Результаты длительной изоляции: нарушение сна, потеря аппетита, когнитивное расстройство вплоть до галлюцинаций. Я все это знаю, я много читала.

Панические атаки, психологическая травма, писательская зачарованность вымыслом, и эти постоянные страшные муки совести за то, что не смогла спасти Анну, мое нескончаемое одиночество…

Все это имело смысл. Имело смысл, но ничего не изменило. Кладу смартфон на стол, смотрю на Ленцена. Теперь мне это дается труднее, чем прежде.

Человек, который сидит передо мной, невиновен. Все, что он говорил и что представлялось мне доказательством его вины, – оказалось не чем иным, как комментариями к характеру выдуманного литературного персонажа.

Что ты наделала, Линда?

Сжимается горло. Неудержимо подступают слезы, и вспоминаю, что больше десяти лет я не плакала. Я рыдала без слез. Все плывет перед глазами. Потолок вдруг сплошь покрывается насекомыми, превращается в копошащийся, кишащий ковер. Я теряю контроль над собой. Больше не знаю – кто я. Не знаю – кто я, как меня зовут, что происходит. Меня больше нет. Есть только голос.

– Положите пистолет, Линда.

Голос Ленцена. Снова чувствую тяжесть в руке. Смотрю на нее, крепко сжимающую рукоятку, на побелевшие костяшки пальцев. Ленцен медленно встает и с поднятыми руками осторожно двигается ко мне.

– Положите пистолет.

Слышу его как сквозь вату.

– Спокойно, – говорит он, – спокойно.

Все кончено. Сил больше нет. Ужас от всего, что тут произошло, от всего, что я натворила, парализует меня. Смартфон выскальзывает из руки и грохается об пол, я дрожу всем телом. Мышцы не слушаются, обмякаю, сползаю со стула и уже готова упасть, но Ленцен подхватывает меня, и мы оба валимся на пол, сидим, задыхаясь, вспотевшие, испуганные, Ленцен держит меня, а я не чувствую ни рук, ни ног, расслабленная, как паралитик, бессильная что-нибудь изменить. Жду и терплю. Вся как тугой узел. Узел в форме женщины, тугой и крепкий. Но что-то начинает происходить, материковые плиты в сознании сдвигаются, узел начинает развязываться, медленно, и я вдруг понимаю, что плачу. Дрожу и рыдаю в объятиях Виктора Ленцена, полностью растворившись, как соль в океане, желая лишь одного – разрядить нечеловеческое напряжение последних дней в этой телесной дрожи. Сознание мутится, оно не может вместить ощущение телесной близости, которое так непривычно и которого я так страстно желала все эти десять с лишним лет. Ленцен теплый, сильный, большой, моя голова у него на груди, в ямочке у горла, я скулю, не понимаю, что происходит, не понимаю, что он делает и почему, он обнимает меня, и я чувствую себя защищенной, любимой, и оно такое пронзительное – это чувство. Но вот он отпускает меня, и земля снова уходит из-под ног. Ленцен встает.

Смотрит на меня сверху вниз. Я пытаюсь нащупать почву, обрести хоть какую-нибудь опору.

– Но я тебя видела! – бессильно шепчу я.

Ленцен спокойно смотрит на меня.

– Я не сомневаюсь, что ты в это веришь, – говорит он.

Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что он не врет. В глазах его страх, облегчение и что-то еще, чему не могу подобрать названия. Может быть, жалость.

Мы снова молчим. Я рада, что не надо ничего говорить. Сознание, изнуренное непрерывными напряженными мыслями, просто молчит. Оно и к лучшему, меньше всего мне сейчас нужны мысли о заявлении в полицию, скандале, тюрьме или сумасшедшем доме. Надо чуть-чуть помолчать, и чем дольше, тем лучше. Смотрю в лицо человека, который стоит передо мной. Я ведь всегда одна, и мне так редко представляется возможность посмотреть в лицо человеку. Смотрю на Ленцена, и на моих глазах он из монстра превращается в нормального человека.

Сижу, всхлипываю, слышу, как слезы капают на паркет. Ленцен подходит к столу и берет пистолет. Смотрю на него, с пистолетом в руке, и вдруг понимаю, что совершила непоправимую ошибку.

– Вы по-прежнему мне не верите, – говорит он.

Это не вопрос – констатация. Он смотрит на меня.

– Вам действительно нужна помощь специалистов, – говорит он, поворачивается и идет прочь.

Потрясенная, зачарованно смотрю ему вслед. Наконец прихожу в себя, слышу, как открывается дверь, слышу шум бури снаружи, словно там работает гигантский трансформатор. Слышу удаляющиеся шаги Ленцена по гравиевой дорожке. Встаю и на ватных ногах, подгибающихся от веса моего тела, иду за Ленценом. Дверь распахнута, сердце колотится. Что он задумал? Осторожно выглядываю за дверь, не имея понятия, какое сейчас время суток и сколько все это длилось – наши разговоры, наша борьба. Уже давно стемнело. Ленцен в лунном свете с пистолетом в руке идет в направлении к озеру. Между опушкой леса и озером он останавливается, осматривается, потом поднимает руку и с размаху швыряет в озеро мой пистолет. Мне кажется, я даже слышу всплеск, с которым оружие падает на поверхность воды, но это вряд ли возможно. Я стою слишком далеко. Черно-белый в лунном свете Ленцен поворачивается ко мне. Лица не разглядеть, различим только силуэт, но я чувствую его взгляд. Интересно, как я выгляжу оттуда – маленькая смутная фигурка в дверном проеме огромного, залитого светом дома. Мы глядим друг на друга на расстоянии, и на мгновение мне кажется, что он сейчас развернется и уйдет прочь. Но он не уходит. Напротив, двигается ко мне. Он возвращается.