– Ты что-то обнаружила?

– Просто все, что ты тогда говорила… все твои сомнения так и засели у меня в голове. – Лана чувствует, что это не все. – Одна вещь все не давала мне покоя, – продолжает Шелл. – Может, это не имеет никакого отношения к случившемуся, но…

После голосования Лане меньше всего хотелось оставаться в компании Аарона, но выбора не было – именно с ним ей предстояло дежурить ночью.

Она устроилась в кубрике сбоку, Аарон – у штурвала. Ветер хлестал по лицу, глаза жгло от сухости, но Лана продолжала вглядываться в темноту. Пусть ветер уносит наваливающуюся на нее усталость.

Глядя строго перед собой, она все равно ощущала решительное присутствие Аарона. Наверняка сейчас довольно улыбается, радуясь итогу голосования.

У Аарона отлично получилось переманить всех, кроме нее и Денни, на свою сторону, в этом ему не откажешь. Лана проигрывала в голове его краткую речь, вспоминала, как он упоминал игравшие ему на руку факты и опускал те, что могли выставить его в дурном свете, – например, пьянку во время перехода. Теперь, зная, что путешествие на «Лазурной» не закончится из-за смерти Жозефа, Аарон мог спать спокойно.

Лану радовало, что Денни поддержал ее. До голосования не хотелось даже задумываться о том, что он скажет, ведь обычно мнение Денни совпадало с мнением Аарона. Теперь стало ясно – у Денни своя голова на плечах.

За полчаса до конца дежурства Аарон крикнул ей:

– Можешь идти отдыхать.

С одной стороны, Лана хотела добросовестно отсидеть до последней минуты. Но силы были на исходе. Китти болела, остальным членам команды приходилось дежурить по три часа через три.

– Хорошо. – Лана отстегнула ремень безопасности и встала. Когда она подошла к люку, Аарон добавил:

– Надеюсь, ты не в обиде из-за голосования?

Лана остановилась. Неужели он сказал это с улыбкой?

– Знаешь, – обернулась она, – хоть это и общее голосование, я не обязана следовать вашему решению. Законы устанавливаются не на яхте – уж ты, как адвокат, должен бы это знать.

Аарон напрягся.

Лана вспомнила, как он тогда схватил Жозефа за горло и ударил о переборку. Долго ли он будет терпеть ее возражения, прежде чем пустит в ход кулаки? Один удар его крепкой руки, и Лана полетит за борт, никто и заметить не успеет.

Аарон подошел ближе и, понизив голос, сказал:

– Лана, ты свободный человек. Тебе решать, что ты скажешь – или что сделаешь, – когда мы прибудем на Палау. Только не думай, что после этого тебя примут обратно на «Лазурную». У нас здесь демократия, и на яхте место лишь тем людям, которые понимают и уважают такой уклад.

– У вашей демократии корыстные цели.

Лана хотела протиснуться мимо него, но Аарон преградил ей путь и, наклонившись, прошептал:

– Не забывай, что именно ты последняя видела Жозефа. Мы все заметили, что он приставал к тебе, а ты, насколько я понял, была от этого не в восторге. Даже не знаю, что на это скажет полиция, если начнется расследование.

Когда Лана спустилась под палубу, руки у нее тряслись. Денни наливал себе стакан воды и, увидев ее, спросил:

– Что случилось?

– Просто Аарон… – Она обернулась и посмотрела на люк. – По-моему, Аарон сейчас мне угрожал.

– Как так? – встревожился Денни. Он поставил стакан и внимательно выслушал Лану.

Она пересказала ему свой разговор с Аароном. Денни протер глаза – под ними залегли темные круги.

– Наверное, ты неправильно его поняла. Аарон, конечно, бывает резким и грубоватым, но угрожать бы тебе он не стал. Думаю, он хотел откровенно предупредить – того, кто выступает против общего решения, просят покинуть яхту.

– У меня такое чувство… что дело не только в этом. – Лана покачала головой. – Я ему не нравлюсь, Денни.

– Брось! Просто Аарон нелегко сходится с людьми, да и в последнее время много чего произошло.

Лана не поняла, имел ли он в виду Жозефа или нечто совершенно другое.

– Можно спросить у тебя кое-что?

– Конечно.

– В наш с Китти первый день на «Лазурной» – помнишь, в такой потрясающей лагуне между скалистыми вершинами – вы устроили голосование, чтобы решить, оставить ли нас на яхте.

Денни кивнул.

– Аарон сказал, что не все высказались в нашу пользу… Кто был против?

– Ты же знаешь, мы не обсуждаем голосования. Я не могу ответить.

– Прошу тебя, – вкрадчивым голосом сказала Лана. – Это очень важно.

– Почему?

– Это был Жозеф?

– Жозеф? – удивленно переспросил Денни. – Нет, не он.

Что же Аарон имел в виду? Что вообще творится на этой яхте… здесь искажают правду, скрывают прошлое.

– Тогда кто? Аарон?

Денни уставился в потолок. Нервно сглотнув, он ответил:

– Слушай, если честно… возражал я.

У Ланы вспыхнули щеки.

– Почему?

– Ты мне понравилась, Лана. Едва я увидел тебя в Нораппи. И я понимал, что, если ты окажешься на яхте… все будет… – Денни замолчал, провел рукой по волосам. – Трудно объяснить…

– Тогда не утруждайся, – сказала она и отвернулась, желая уйти, однако Денни поймал ее за руку.

– Пожалуйста, дай мне хотя бы попытаться. – Глядя Лане в глаза, он продолжил: – Я понимал: если ты останешься на «Лазурной», я не смогу не влюбиться в тебя. – Денни снова сглотнул. – А я знаю Аарона – и его правила. Давно знаю.

Лана отдернула руку.

– Вот уж не думала, Денни, что ты такой чертовски правильный.

Китти спала. В темноте Лана покопалась в кармане рюкзака и наконец достала налобный фонарик, затем забралась на свою койку. Сердце отстукивало бешеный ритм.

Она никак не могла поверить в то, что Денни голосовал против. Что вообще за отношения у них с Аароном? Денни всегда казался Лане невероятно уверенным в себе – поразительно, что он так легко подчинился правилу Аарона насчет отношений, но при этом твердо высказывал собственное мнение по другим вопросам – например, насчет Жозефа.

В голове все смешалось. Лана так долго находилась посреди океана, что бесконечные волны, казалось, поглотили ее разум и подчинили его своему произвольному ритму. Хотя Лана была уверена, что за смертью Жозефа таится нечто большее, мысли никак не хотели собираться в цельную картину, выталкивали друг друга из головы.

Единой версии событий на яхте не было – у каждого имелась своя история. Члены команды спали и просыпались в разное время, поэтому общая картина складывалась из нескольких рассказов. Выявить упущенные детали или ложные данные было практически невозможно.