— Понимаю… — проворчал Чуга.

Они проехали ещё с полверсты и оказались на перепутье. Навстречу катила коляска-бакборд,[125] запряжённая сивой кобылой в яблоках. На козлах сидел представительный мужчина в годах, одетый в чёрный суконный костюм. Того же цвета ковбойская шляпа бросала тень на его брыластые щёки.

— Мистер, — обратился к нему Туренин, — не подскажете ли, куда ведёт эта дорога?

Мужчина осадил кобылу и кончиком кнута приподнял шляпу, открывая благообразное лицо с широковатым носом и бледно-голубыми глазами.

— Налево поедете, — указал он кнутом, — попадёте в Севастополь…

— В Севастополь?! — воскликнул князь.

— Представьте себе! Однажды там случилась грандиозная драка, дня три по всем салунам шёл мордобой и перестрелки. Вот и назвали то место Севастополем — есть такой город у русских, они там дали жизни англичанам с лягушатниками! А если прямо поедете, то к Форт-Россу выедете.

— Вот нам туда и надо!

— Дядя Джубал! — прозвенел радостный голос миссис Турениной.

— Марион?! — охнул мужчина на бакборде, роняя кнут от волнения. — Это ты?

— Я, я!

Подхватив свои юбки, племянница живенько добежала до дяди.

— Девочка моя! — растрогался Джубал, закалачивая руки вокруг Марион. — Радость-то какая!

— А это мой муж, — продолжала звенеть женщина, — Павел Туренин, русский князь! А это друзья!

Его сиятельство и «свита» поклонились.

— Миста-ар Купер! — засверкал улыбкой Зебони.

— Привет, Зеб. И ты здесь?

— Мы все вместе сюда добирались, — болтала Марион, — от самого Абилина!

— Рад, рад, очень рад! — повторял дядя, пожимая протянутые руки. — Джубал Купер, очень приятно! Ну тогда я поворачиваю оглобли. Едем ко мне, Марион, пусть и тётя твоя порадуется! Тебя я не отпущу, садись рядом… Павел, вы не против?

— Я — за! — рассмеялся князь.

— Тогда езжайте следом!

Фёдор помахал отъезжающим рукой и влез на козлы.

— И шо вы себе думаете? — философически проговорил Фима. — Люди таки имеют счастье…

Форт-Росс открылся с пологого холма. Сосны на опушке расступились, будто пропуская дорогу, и вот она, «Русская крепость»![126]

Форт занимал небольшое безлесое плато у самого синего моря. Бревенчатые стены и частоколы, квадратные и восьмигранные башни-блокгаузы, укрытые остроконечными шатрами, большие дома под высокими тесовыми крышами, приземистые казармы, ветряная мельница, церковь о двух куполах — глазом ухватывалось всё разом, и лишь потом разбирались подробности, угадывалось движение. По глади залива скользили байдары,[127] направляясь к Фараллонам — Фараллонским островам. На пастбище за стенами форта паслись лошади. Пара грузовых фургонов с сеном медленно катилась по дороге — лошади еле плелись. А над конторой начальника крепости полоскался звёздно-полосатый флаг…

— Это красиво, — сказал Семён, — это имеет вид.

Чуга насупился и подбодрил чалого: шевелись, коняка ретивая!

В это самое время послышался топот копыт. Фёдор резко обернулся. Обгоняя его «конестоги», скакали мексиканцы-вакеро. Усачи и бородачи, они щеголяли в цветастых серапе[128] и сомбреро, в замшевых с бисером курточках, в бархатных штанах, расклешённых книзу и разрезанных так, что открывали сапоги ручной работы с тиснением. У всех через плечо навешаны патронташи, сёдла блестят серебряными заклёпками, на шпорах сверкают зубчатые колёсики величиной с песо и даже позвякивают колокольчики… Классика!

Предводитель вакеро, густо обволошенный верзила в давно не стиранном пончо, придержал коня и рявкнул зычным голосом:

— Кто такие?

Его грозный вид должен был, по идее, вогнать в дрожь Фёдора со товарищи, да вот только не вогнал.

— Чего надо? — резко спросил помор.

— Это ты мне?! — вылупил глаза обволошенный.

— А что, тут ещё кто-то есть? — хладнокровно заметил Чуга.

— Vete tomar por culo, cabron de los cojones![129] — выразился вакеро.

Он сорвал с плеча винтовку и замер — на него холодно глядело дуло «смит-вессона».

— Начинай, — мягко сказал Чуга, — а я закончу.

Молодой стрелок, гневно сверкавший глазами рядом с лохматым грубияном, прокричал, срываясь на фальцет:

— Ты говоришь с доном Антонио Сунолем,[130] грязный гринго! Он служит у самого сеньора Гонта!

— А мне насрать, кому ваш дон жопу лижет, — вежливо ответил Фёдор, похолодев в душе: неужто тот самый миллионщик? Опять? Здесь?..

Мексиканцы залопотали на своём, гневно, испуганно, нервно, хватаясь за винтовки и переглядываясь — проявлять героизм не спешил никто.

Тут из-за «конестоги» выехал Фима с «винчестером» и резко скомандовал:

— Всем назад и дышать носом!

Красноречиво защёлкали курки — братья Гирины, Ларедо и Полужид сжимали в руках по два ствола каждый, Дон Суноль резко побледнел, по лбу его стекла струйка пота. Медленно убрав винтовку в седельную кобуру, он пришпорил лошадь.

— Мы ещё встретимся! — пригрозил он.

— В любое время, — ответил Фёдор.

Вакерос, часто оглядываясь, поспешили за своим предводителем. Не приближаясь к Форт-Россу, вся кавалькада поспешила прочь, ускользая по дороге к Порту Румянцева, что располагался на берегу залива.

— От когда я вас знаю, — проговорил Исаев, с усмешечкой поглядывая на Чугу, — ви бекицер наживаете врагов.