— Бил? — дрогнувшим голосом спросила дона Флор.

— Если сильно напивался, бил… Но только если сильно напивался…

— И вы терпели? Я бы не позволила… Ни одному мужчине… — Дона Флор вспыхнула от негодования при мысли об этом. — Никогда и никому.

Дона Агнела понимающе улыбнулась: она уже прожила жизнь, а Флор была совсем девочкой. Что она могла знать?

— Но ведь я его любила и ни о ком другом даже думать не могла. Как же мне было его бросить, оставить одного, кто бы стал о нем заботиться? Он был шофером, как и Цыган, только работал на хозяина, за проценты. Так и не сумел собрать денег на машину. Все, что я накапливала, проигрывал, занимал, где мог. Погиб он в катастрофе и оставил после себя только маленького сынишку, которого мне пришлось воспитывать одной… — Она дружелюбно взглянула на дону Флор. — Но вот что я тебе скажу, доченька… Если бы надо было начать жизнь снова, я бы опять его выбрала. После его смерти для меня не существовало других мужчин, хотя многие ухаживали за мной и даже хотели жениться. Но я любила его, доченька, а от судьбы не уйдешь.

«Я любила его, от судьбы не уйдешь»… А что оставалось доне Флор, если она тоже любила? «Что мне делать, Норминья?» Разобрать чемоданы, одеться в черное и идти на бдение у гроба доны Агнелы. «Что мне делать, если он моя судьба, если я люблю его?»

Дона Норма, разумеется, была готова сопровождать подругу. Она знала, что там все будет как положено: слезы, рыдания, фиолетовые цветы, зажженные свечи, объятия, соболезнования, молитвы, воспоминания, рассказы о смешных эпизодах из жизни доны Агнелы, горячий кофе, бисквиты и рюмка вина на рассвете. Что может быть лучше?

— Я только переоденусь…

«Что мне делать, Норминья, ведь он моя судьба? Как же мне его бросить, оставить одного, кто будет о нем заботиться? Что мне делать, если я его люблю безмерно и без него не смогу жить?»

Да, без него она не могла жить. Без него померк дневной свет, и в этих мрачных сумерках она уже не различала, кто жив, а кто мертв. Гуляка нес с собой смех и слезы, гул многих голосов, стук фишек, возгласы крупье. Тогда ее воспоминания оживали, озарялись светом утреннего солнца и ночных звезд, побеждали померкший в предсмертной агонии день.

Лежа без сна на железной кровати совсем одна, дона Флор плывет на ладье воспоминаний в тихие заводи и бурные моря. В ее памяти мелькают какие-то картины, имена, фразы, обрывки мелодий, потом события обретают связь. Она хочет разорвать стальной пояс сгустившегося вокруг нее мрака, который не дает ей работать, отдыхать, жить полной жизнью. Полной, а не этой серой, горестной, вязкой, как трясина, и душной. Как вырваться из рук смерти, как пройти сквозь узкую дверь обнаженного времени? Она не может жить без Гуляки.

Иногда он действительно бывал таким, каким считали его дона Розилда, дона Динора и прочие кумушки. Но зачастую они были несправедливы к нему, как, впрочем, и сама дона Флор.

Однажды он вдруг собрался в столицу. Узнав об этом в последний момент, дона Флор приготовилась к самому худшему, решив, что муж бросает ее. Она не верила, что он вернется из Рио-де-Жанейро с его яркими огнями, шумными улицами, казино и красивыми, легкодоступными женщинами. Она не раз слышала прежде от Гуляки: «В один прекрасный день я уеду в Рио и ни за что не вернусь обратно. Там настоящая жизнь!»

Это путешествие было чистейшей авантюрой. Мирандон решил организовать на каникулы экскурсию студентов-агрономов по учебным центрам Рио-де-Жанейро, но денег не было. Вместе с пятью своими коллегами он обегал коммерсантов Баии, и почти все они кое-что дали. Еще немного выклянчили у банкиров, промышленников, предпринимателей, владельцев магазинов, троих политических деятелей. Словом, за несколько дней удалось собрать изрядную сумму. Но тут возникло затруднение: пришлось трижды менять название делегации в зависимости от того, кто из политиков жертвовал деньги последним. На каком же из трех прославленных имен остановиться? Мирандон предложил самое простое: разделить между членами делегации собранные деньги и распустить ее, объявив потом, что они побывали во всех учебных центрах столицы. Однако пятеро коллег единодушно воспротивились: им не терпелось познакомиться с Рио и даже, если это уж так необходимо, они готовы были посетить Агрономическую школу, галопом пробежав по ее аудиториям.

Перед самым отъездом, когда уже были получены билеты, оплаченные секретариатом земледелия штата, в силу чего делегация в четвертый раз сменила название, присвоив себе имя щедрого секретаря, у одного из шести путешественников начался приступ болотной лихорадки. Врач запретил ему ехать, а времени заменить его другим студентом или хотя бы продать билет не оставалось.

Гуляка пришел провожать Мирандона, и вдруг тот предложил:

— А почему бы не поехать тебе?

— Но я же не студент!

— Ну и что?! Не студент, так станешь студентом… Только поторопись, пароход отходит через два часа…

Гуляка помчался домой, чтобы взять с собой белье, несколько рубашек и голубой кашемировый костюм, а Мирандон, готовый на любую жертву ради друга, пока утешал рыдающую дону Флор.

Она не сомневалась, что теряет мужа навсегда. Не такая она дура, чтобы поверить этой басне о студенческой делегации, которая будто бы едет в столицу с учебными целями. Почему тогда ее муж, никогда не бывший студентом, оказался в ее составе? Единственным учебником Гуляки был сонник, толковавший все сновидения и кошмары, без которого не мог обойтись ни один игрок. Просто он тащится вслед за какой-нибудь шлюхой, чтобы окунуться с головой в омут столичного разврата. Чем больше клялся Мирандон памятью своей матери, здоровьем своих детей, тем недоверчивее относилась к этой подозрительной поездке дона Флор. Зачем кум Мирандон обманывает ее столь недостойным образом, зачем доставляет ей такое огорчение, издевается над ней? Если он не уважает ее, зачем приглашал крестить своего ребенка? Если Гуляка решил ее бросить и удрать с какой-нибудь потаскухой в Рио, пусть он, как мужчина, скажет ей правду, и нечего было посылать кума морочить ей голову. «Но ведь это правда, кума, чистая правда! Клянусь, через месяц мы вернемся». К чему вся эта комедия? Она уверена, что никогда больше не увидит мужа.

Однако он вернулся в положенный день вместе с делегацией, в существовании которой дона Флор, впрочем, уже удостоверилась, так как в ее состав входил старший сын одной ее ученицы, назвавший в своем письме Гуляку «отличным товарищем». Не только вернулся, но и привез ей в подарок отрез дорогого импортного шелка «Повезло в рулетку», — подумала дона Флор, и все же он помнил о ней во время прогулок, кутежей, игр и попоек. «Да разве я мог тебя забыть, любимая, я и поехал лишь потому, что меня попросили, делегация могла отправиться только в полном составе». Теперь Гуляка носил жилет, во всем подражал столичным жителям и без умолку рассказывал о своих впечатлениях. Во время поездки он завел немало интересных знакомых, среди которых были певец Силвио Калдас и театральная звезда Беатрис Коста.