— Это — начало конца, — пообещал Фалько, — я достаточно долго играл с тобой, дикарь.

Гладиатор из Города атаковал с новой силон и яростью. Мечом он владел просто блестяще. Бэйн сохранял спокойствие, поджидая, когда наступит подходящий момент. Фалько опустил плечо, Бэйн перебросил меч в левую руку. Противник нанес удар и попал Бэйну по нарукавнику. В это мгновение Фалько понял, что сейчас Бэйн нанесет смертельный удар, и его глаза сузились от ужаса. Держа меч в левой руке, Бэйн вогнал его в незащищенный живот Фалько, направив к сердцу. Фалько упал на песок, Бэйн оттолкнул уже мертвое тело и вытащил меч.

Как только тело Фалько обмякло, несколько рабов унесли его и вычистили кровь.

Бэйн поднял вверх окровавленный меч и наслаждался криками, доносившимися в основном из гатских рядов — зрители были вне себя от радости. Бэйн постоял несколько секунд и понял, что особого восторга больше не испытывает. Почистив меч песком, он осмотрел рану на плече — она была неглубокой, и Бэйну совершенно не хотелось возвращаться в темную оружейную. Под непрекращающийся гул аплодисментов он пересек арену и поднялся на трибуну — его тут же окружили зрители и стали хлопать по спине. Но на арену уже вышел Свирепый.

Приподнятое настроение разом покинуло Бэйна. Он знал Свирепого совсем недолго, но тот уже успел завоевать его уважение. Бэйн досадовал на себя — он не успел ни поблагодарить Свирепого, ни попрощаться с ним, ни просто пожелать удачи.

Свирепый шел по арене, держа меч в ножнах, а шлем под мышкой, яркий, как кровь, шарф переливался на солнце. С другого конца арены к нему приближался Воркас. Бэйн стоял, сжимая перила, и смотрел, как оба гладиатора подошли к Персису и гостям. Прозвучали приветствия, и соперники разошлись.

Свирепый надел шлем и встал в боевую позу, Воркас — напротив. Зазвучали трубы.

Мгновением позже Воркас лежал мертвый на песке.

Свирепый вложил меч в ножны и ушел в оружейную. Толпа молчала, все смотрели на поверженного Воркаса и кровь, льющуюся из его горла. Бэйн был поражен — даже он не заметил смертельного удара. Он еще раз мысленно проиграл всю сцену. Вот Воркас сделал глубокий выпад, а Свирепый отклонился. Внезапно Бэйн все понял — Свирепый убил Воркаса раньше, чем увернулся от удара. Когда меч Воркаса рванулся вперед, Свирепый шагнул к сопернику и перерезал ему горло, одновременно блокируя удар уже занесенного над ним меча. Это был очень опасный маневр.

Некоторые зрители из Города стали кричать, что не увидели никакого сражения, другие сидели молча, пытаясь осмыслить происшедшее. Бэйн выскочил на арену и побежал прямо по песку в оружейную. В полутемной комнате Свирепый снимал нарукавники.

— Ты был великолепен! — восхищенно воскликнул Бэйн.

Свирепый промолчал. Он отстегнул перевязь и бросил к нарукавникам и наголенникам, затем снял кожаный килт и швырнул в сторону.

— Что с тобой? — спросил Бэйн.

Свирепый повернулся к нему, и Бэйн увидел, что он с трудом сдерживает чувства.

— Пятеро моих друзей погибли, парень.

— Но ведь ты не погиб, — мягко заметил Бэйн.

— Не погиб.

— Ты ведь запланировал этот маневр с самого начала? Ты решил, что Воркас будет затягивать поединок и уж точно не начнет со смертельной атаки, и ты поставил все на этот удар.

— Нам платят именно за риск, Бэйн, Ты перекладывал меч из одной руки в другую?

— Да, и Фалько слишком поздно это заметил.

— Покажи рану доктору, но не разрешай ее чистить, вытекающая кровь сама очистит порез.

Из соседней комнаты вышел Телорс, его раны были обработаны. Чернобородый гладиатор устало улыбнулся.

— Рад видеть тебя живым, дружище, — сказал он Свирепому и снова пожал его руку.

— Ты ставил на себя?

— Нет, — ответил Телорс, — мне показалось, что мой соперник слишком хорош. Он и был хорош, но недостаточно смел. Если бы у меня были его задатки, я стал бы гладиатором номер один.

Телорс тяжело опустился на соседнюю скамью и посмотрел через дверь на тело Полона.

— Он чувствовал, что умрет, я прочитал это в его глазах. Вошел доктор Ландис и, увидев рану на плече Бэйна, повел его в соседнюю комнату. Ничего не сказав, он взял серповидную иглу с нитью и быстро и умело зашил рану. Сделав последний стежок, доктор заглянул Бэйну в глаза:

— Ну, парень, ты сам выбрал такую жизнь. Ты доволен собой?

— Я остался в живых, — ответил Бэйн.

— Зато умерло восемь человек, — заметил Ландис. — Восемь душ ищут покоя, матери станут горевать, а дети уже не увидят отцов. Такой жизни ты хотел для себя?

— Нет, не такой, — оправдывался Бэйн, — но мы делаем то, что должны делать.

— Неправда! Мы делаем то, что считаем нужным, и несем ответственность за результат.

Поблагодарив доктора, Бэйн вернулся в оружейную, снял доспехи и надел лосины, тунику и тяжелую, подбитую шерстью куртку. Свирепый и Телорс уже переоделись.

— Нам пора идти, — сказал Свирепый, — мне нужно на ферму.

Когда трое гладиаторов подошли к конюшням, зрители все еще покидали стадион. Увидев Бэйна, они устроили овацию, и Бэйн помахал им в ответ.

На небе собирались тяжелые снеговые облака, всадники подъехали к ферме. У двери, накинув на плечи шерстяное синее одеяло, сидела Кара. Когда всадники спустились с холма, она скинула одеяло и бросилась к ним. Свирепый остановил коня, спешился, и Кара бросилась к нему на шею. Свирепый прижал девочку к груди.

— Я в порядке, принцесса, я в порядке.

— Хватит боев, дедушка, — умоляла Кара, — хватит,

— Хватит боев, — согласился Свирепый.

Бэйн повел коней в стойло, а Телорс, Свирепый и Кара ушли в дом. Расседлав коней, Бэйн вычистил их, положил в кормушки свежего сена, а сам залез на чердак и стал смотреть на холмы. Он чувствовал себя опустошенным. Стал вспоминать случившееся на арене — оглушительный рев толпы, глаза Фалько, когда он нанес смертельный удар, собственный восторг от одержанной победы, а потом все воспоминания заслонило улыбающееся лицо Волтана.

— Я найду тебя, — прошептал Бэйн, — найду и убью. Бэйн слез с чердака и вошел в дом. Свирепый сидел в широком кресле с Карой на коленях. Руки девочки обвились вокруг его шеи, а голубые глаза все еще блестели от счастья. Свирепый и Телорс сидели в тишине, Бэйн почувствовал себя лишним и ушел.

В комнате горел камин и по стенам плясали теплые красные блики. Бэйн скользнул под одеяло. Швы на плече тянули, а сама рана чесалась. Но Бэйн не обращал внимания на рану, он думал о Лии и том, что могло быть между ними.

Перевалило за полночь, но Бэйну не спалось. Он откинул одеяло и встал. Огонь в камине догорел, в комнате стало холодно. Бэйн подошел к камину, осторожно подул на угли, чтобы они снова вспыхнули, и подложил несколько сухих веток. Как только ветки занялись, он добавил полено потолще. В комнате сильно запахло гарью, Бэйн подошел к окну и раскрыл ставни. В небе ярко светила луна, и холодный ветер освежил его лицо и грудь. Из соседней комнаты донесся храп Телорса.