Теперь вопрос: если я здесь, в квартире Неустроева, а не в СИЗО, то как же убийца может узнать о том, что мне изменили меру пресечения? Откуда? И зачем Неустроев внешне срежиссировал мой арест, пригласив моих соседей? Да и зачем вообще соседи? Понятые? Чтобы забрать куртку? Для кого весь этот концерт?

Не для соседей. Не для Игоря. Не для меня, само собой. Для Кати?

Я даже села на диване, прозревшая. Катя! И почему мне это раньше не пришло в голову? Влюбленная няня! Роман няни с отцом детей, закончившийся браком, – классический сюжет для мелодрамы.

Я нервно хохотнула. Не может быть?! Хотя, почему же не может? Как раз и может! Игорь хорош собой, у него есть деньги, бизнес. Ну просто завидный жених! И Катя каждый день его видит, общается, она живет с ним в одной квартире, видит его в домашней обстановке, кормит его, возможно, подает ему чистую одежду, стирает его белье, словом, играет роль его жены, и так уже вошла в эту роль, что никак не может выйти! И вдруг узнает, что у него есть любовница, с которой он встречается тайно? Она следит за ним или нанимает кого-то, типа Кострова только пониже рангом, узнает, что любовники встречаются в гостинице «Геро», едет туда, чтобы удостовериться в этом, увидеть ее, то есть меня лично. Начинает ненавидеть меня, желает избавиться от меня. Постоянно думает о том, чтобы вернуть Игоря, как устранить меня со своего пути к браку.

Да, все это можно понять. Но при чем здесь Коля?

Я не могла представить себе Катю, которая поднимается по лестнице к нам домой… Хотя, стоп. А что, если она хотела избавиться от меня с помощью Коли?

Она могла прийти вечером к нам и устроить скандал! Да, она знала, что мы оба дома, она же следила за мной! Она хотела, войдя к нам домой и спросив Колю, громко заявить ему о моей измене, возможно, у нее в руках были компрометирующие меня фотографии, которые она раздобыла с помощью частного детектива. Словом, она хотела скандала, и она бы, возможно, его получила. Но моя ссора с Колей изменила ее план. Она видела, как я выбежала из дома, но, поскольку она уже была полна решимости действовать, то она все же поднялась к нам, дверь ей открыл Коля. Она вошла, сказала, что хочет с ним поговорить. Он пригласил ее в гостиную, он был вежливым человеком, галантным кавалером! И вот она начинает вываливать на него все то, с чем пришла: у вашей жены роман, они встречаются там-то и там-то, а вот и доказательства, фотографии. Ваша жена – шлюха. А Игорь Туманов – мой жених. Давайте соединим наши усилия – бла-бла-бла… Однако не все пошло так гладко, возможно, она сказала что-то нехорошее и про Колю, может, унизила его… Но трудно себе представить, что еще могло произойти у нас дома в тот вечер, чтобы довести Колю до того, что он взялся за пистолет! А то, что пистолет сначала оказался в его руках, в этом я не сомневалась. Говорю же, никто не знал о нем, кроме меня!

Или… Все могло произойти и по другому сценарию. Когда Катя, эта гадина, эта убийца, пришла к нам, чтобы разрушить то, что уже и разрушить-то было нельзя (а ей об этом ничего не было известно, конечно же!), пистолет мог находиться где-то поблизости, на поверхности – на столе, может… Ведь все думают, что это убийца устроил в нашей квартире такой беспорядок, как будто бы что-то искал. А на самом-то деле все было перевернуто самим Колей.

Я тяжело вздохнула – еще один груз. Почему, почему я не рассказала хотя бы Игорю всей правды? И если расскажу ему сейчас, не будет ли это выглядеть как попытка исправить то, что уже невозможно исправить? Узнав правду, он поймет, что я ему просто не доверяю. Или оставить все, как есть? Тем более что Мирем-то уже нет в живых.

А может, я боялась, что он станет вести себя как Коля?

Костров… Умнейший человек, он был так близко к правде, когда начал задавать мне вопросы, касающиеся Ираклия Дудучавы.

Вот правду говорят, когда человек себе что-нибудь внушит, даже то, чего не было, то может и поверить в им же придуманное. Такое случилось и со мной. Я сказала, что причиной нашей ссоры было нежелание Коли помочь мне в усыновлении ребенка. А на самом-то деле история была совсем другая. Он просто забрался в мой ноутбук (думаю, что он делал это и прежде, и не потому, что ревновал меня или что-нибудь в этом духе, нет, скорее, просто из любопытства!), удивился, что я интересуюсь сапфирами румынской королевы Марии и другими, не менее интересными и опасными для меня (в смысле разоблачения) сайтами, которые открывались мною после того, как я легкомысленно, не предполагая вмешательства мужа, «гуглила» фразы типа «как узнать размер сапфиров» или «стоимость сапфиров». А потом и вовсе позволил себе то, что вывело меня из себя: он рылся в моих вещах в поисках сапфиров королевы! Да, он мне так и сказал, когда я, вернувшись домой, увидела его сидящим за столом в гостиной и под лупой изучающим сапфировые серьги Мирем!

– Что же ты молчала о них? – спросил он, как-то нехорошо лыбясь. Я никогда прежде не видела его таким. Думаю, что, даже застань он меня в постели с мужчиной, его лицо не было бы таким чужим, неприятным. Эта ухмылка… Да я никогда ее не забуду!

Я молча забрала серьги и удалилась к себе в спальню.

С этого момента все и началось. Он каждый день уговаривал меня продать серьги. И когда я говорила ему, что это не мое, что мне это просто дали на хранение, он мне, конечно, не верил. У нас с Мирем был план вернуть драгоценности королевы тому государству, которое имеет на это большее право, – Румынии или Болгарии. Я собиралась обратиться к экспертам за консультацией, да только долго не могла придумать, как построить разговор, что бы такое придумать, чтобы люди, с которыми я собиралась встретиться (искусствоведы, представители дипломатического корпуса, историки), не поняли, что эти серьги находятся у меня. Мы с Мирем были уверены, что после того, как мы вернем эти серьги, официально, в присутствии дипломатов, музейщиков, прессы, нам, то есть Мирем, будет выплачен определенный процент, как если бы мы вернули ценный клад. Мирем сказала, что в Болгарии нашедшему клад полагается пятьдесят процентов от его стоимости, на что я ответила, что в России – всего двадцать пять. Однако Мирем твердо решила заниматься возвращением сапфиров именно в России. По ее словам, ей было важно, чтобы она была не одна, со мной, с человеком, которому она доверяет. Но я-то понимала, что все дело в Меттине, которого она боялась больше всего. Хотя, возможно, в ней еще жил страх перед теми, кто отрезал голову ее дяде-бандиту, то есть теми, кто и украл в свое время эти сапфиры у неизвестного чиновника, приближенного к Сакскобургготской царской семье… Она боялась, что всю жизнь за ней следят. Этот страх был уже в ее крови.

Николай пытал меня, откуда у меня серьги. После первого нашего разговора я, понятное дело, их спрятала. Как мне тогда показалось, весьма надежно. Однако он же знал, что они у меня, видел их, а потому начал действовать, занялся поиском человека, которому, по его мнению, можно было бы довериться и продать сапфиры. Мы оба понимали, прошерстив Интернет и даже грубо приценившись, что сапфиры стоят баснословных денег, что это украшение, во-первых, ценно своими размерами и качеством, во-вторых, наверняка старинное, а потому вполне звслуживает, чтобы его выставляли на крупных международных аукционах. Но поскольку Коля, положивший глаз на серьги, разумеется, не мог представить хоть какое-нибудь доказательство того, что они принадлежат ему (это он еще не знал, что сапфиры в свое время были похищены и могли находиться как бы в розыске!), а потому их участие в аукционе могло закончиться для него если и не тюрьмой, то все равно попахивало уголовщиной. Вот поэтому-то он и вышел на известного в Москве ювелира-антиквара – Ираклия Дудучава. Я краем уха слышала их разговоры, вполне себе нейтральные, Коля задавал ему какие-то вопросы, связанные с его желанием приобрести старинную вещь, расспрашивал о бриллиантах, изумрудах, сапфирах… Коля, конечно же, надеялся на то, что уговорит меня продать серьги или хотя бы заставит меня рассказать всю правду об их происхождении: откуда они, кто мне их дал на хранение?