— Верно. — Мне показалось, что он несколько сбит с толку. — А что?

— Вам известно — им удалось что-либо продать?

— Нет, сэр. Это и продолжалось-то не очень долго.

— Так почему же они не представляют интересы Холлса до сих пор?

— Владелец умер, бизнес свернули. Мертвые не могут продавать дома.

Я кивнул, ощущая полнейшее спокойствие.

— Сколько составляли бы ваши комиссионные за один из этих домов? Надо полагать, приличную сумму?

— Достаточную, — осторожно согласился он.

Я немного помолчал.

— Достаточную, чтобы кого-то за нее убить?

— Что?

— Вы слышали. — Я больше не улыбался.

— Не понимаю, что вы хотите сказать. Вы думаете… да о чем вы, черт побери?

Его поведение мне не понравилось, и вы будете удивлены и огорчены, если узнаете, как реагируют нормальные люди на ложь, даже в самых сложных обстоятельствах. Я ждал. Я старался быть нормальным. А теперь я почувствовал, что с меня хватит.

Схватив Чипа за затылок, я со всей силы ударил его лбом о руль, так что твердый пластик угодил ему прямо в переносицу, затем резко дернул его голову назад.

— Я собираюсь задать тебе вопрос, — сказал я, снова прижимая его голову к рулю.

Он издал тихий стон.

— На этот раз я должен поверить твоему ответу. Я должен знать, что ты говоришь правду, и это единственная твоя возможность меня убедить. Иначе я тебя убью. Понял?

Почувствовав, как он лихорадочно кивнул, я снова оттянул его за волосы назад. Из носа у него шла кровь, вдоль лба тянулся красный рубец. Глаза были широко раскрыты.

— Ты убил Дона Хопкинса?

Он покачал головой и продолжал судорожно ею трясти, словно ребенок. Некоторое время я наблюдал за ним. В свое время мне приходилось иметь дело со многими лжецами, и довольно долго я и сам был таким. Так что я хорошо научился их различать.

Чип не убивал моего отца. По крайней мере не лично.

— Ладно, — сказал я, прежде чем он успел сломать себе шею. — Но, думаю, ты кое-что знаешь о том, что с ним случилось. Предлагаю тебе сделку. Я хочу, чтобы ты от меня кое-что кое-кому передал. Передашь?

Он кивнул. Потом моргнул.

— Скажи этим фашистам там, в горах, что кое-кто ими интересуется. Скажи им, что я не верю, будто мои родители погибли в аварии, и что я требую возмездия за то, что произошло. Понял?

Он снова кивнул. Я отпустил его голову, открыл дверцу и выбрался под дождь.

Стоя снаружи, я наклонился и посмотрел на него. Лицо его было искажено от страха и потрясения, по подбородку стекала кровь.

Я повернулся, чувствуя, как у меня трясутся руки, и пошел искать кого-нибудь из нормальных людей.

Бобби стоял, прислонившись к конторке в доме моих родителей, и пил минеральную воду из стакана. Когда я вошел, он поднял взгляд и посмотрел на стекающие с меня потоки воды. Дождь продолжался практически все то время, пока я шел пешком.

— Ну как, что тебе удалось сделать? — спокойно спросил он.

— Ничего.

— Понятно, — помолчав, ответил он.

Я взял стакан и одним глотком допил остатки воды. Лишь когда стакан опустел, я вспомнил, что вода составляла часть последних покупок, сделанных родителями.

— Еще есть?

— Немного, — ответил Бобби. Я поставил стакан на конторку и сел за стол, в последний момент вспомнив, что нужно снять пальто — словно какой-то внутренний голос предупредил меня, что иначе я могу простудиться насмерть. В окно было видно, что в гостиной Мэри горит свет. Я надеялся, она не в курсе, что я до сих пор в городе — иначе ей могло бы показаться не слишком вежливым, что я к ней не зашел. Потом я понял, что сижу в доме, в котором горит свет, а на улице стоит машина, поэтому, вероятно, она и так уже об этом знает. Голова у меня сейчас работала не лучшим образом.

Бобби ждал, скрестив руки на груди.

— Ну так что? — спросил я. — Как у тебя дела?

— Давай рассказывай, Уорд, — раздраженно сказал он.

Я покачал головой. Он пожал плечами и заговорил:

— Я ознакомился с обстоятельствами аварии. Учитывая положение автомобиля, в который они врезались, вполне вероятно, что твоя мать могла просто не вписаться в поворот. Он довольно крутой, было темно, и к тому же довольно туманно.

— Верно, — устало сказал я. — И она управляла машиной всего лишь около сорока лет. Вероятно, ей прежде никогда не встречались крутые повороты, и она никогда не проезжала этот перекресток за все время, которое здесь прожила. Видимо, клюквенного сока и тумана для нее оказалось чересчур много. Все теперь понятно. Удивительно еще, что машина не перескочила через первый ряд домов и не улетела в море.

Бобби не обращал на меня внимания.

— На углу, возле места аварии, есть небольшая бензоколонка, а чуть дальше по улице — видеопрокат. Вряд ли стоит говорить, что никого из тех, с кем я разговаривал, в ту ночь там не было. Видеопрокат принадлежит двум братьям. Тот, с которым я общался, уверен, что его брат ничего не знал, пока не увидел приехавших полицейских.

— Он не слышал звука удара одного тяжелого металлического предмета о другой, не подумал, что могло что-то случиться?

— Ты же знаешь подобные заведения. Под потолком — большой старый телевизор, в нем на оглушительной громкости крутится какой-нибудь фильм Джона By[17]; парень за прилавком успел за вечер набраться пива, а во рту у него косяк размером с бурито. Вполне вероятно, что его можно стукнуть молотком по башке и он даже не моргнет. Так что я отправился на бензоколонку, и парень дал мне телефон своего менеджера. Я позвонил ему и получил адрес парня, который работал в тот вечер.

— И что ты ему сказал?

— Что помогаю полиции в расследовании.

— Великолепно, — сказал я. — Теперь местная полиция точно ко мне привяжется.

— Уорд, да кому, черт возьми, до этого дело?

— Я больше не работаю в Конторе, Бобби. А здесь, в реальном мире, копы способны на многое.

Бобби махнул рукой — мол, не о чем беспокоиться.

— Так вот, я пошел к нему домой и убедился, что он тоже ничего не видел. Он слышал какой-то шум, но подумал, что кто-то возится позади бензоколонки. Вызвать полицию он побоялся, а когда понял, что на улице произошла авария и бензоколонке ничего не угрожает, полиция уже приехала.

— Ладно, — сказал я.

Большего я от Бобби и не ожидал, но он оказался достаточно настойчив.