— Да ты со Стасом!.. Кто ж еще? А… я… весь в долгах, как в шелках. Пистолет твой у меня. А, они, видишь, слиняли, чтобы денег не платить. Ну ладно ты — овца… Но Стас. В жизни этого ему не прощу.

— Чего этого? — как можно мягче спросила Лера, радуясь неожиданной удаче: Паншин был пьян и даже ничего не нужно было придумывать, чтобы узнать правду. Все произошло само собой.

— Предательства… предательства не прощу. А еще друг называется. Он что, ничего тебе не говорил? Мы же с Верейским со школы знакомы. Считались друзьями, коньяк вместе пили, по бабам ходили. А он денег не дал, бабу мою и сына увез.

— А кто он, Верейский?

— Да бук простой. — Лера удивленно вскинула брови. — Букмекер на ипподроме. Работа не бей лежачего. Официоза никакого. На работу к девяти не вставать. Кайф! Деньги то есть, то нет. Ни шатко, ни валко. Но клиентура неплохая была. Мафиозники. Кому-то из них он и дом твой впарил. Ну… столько денег, сколько он на тебе заработал, ему на бегах и не снилось. Ой, что-то у меня голова болит… С водкой, видать, надо завязывать, — пробормотал Лев и тяжело откинулся на диванную спинку.

И тут Лера вспомнила, что Стас действительно удивлял ее своей осведомленностью о лошадях. Он несколько раз говорил о больших суммах, выигранных на бегах. Мечтал сходить на ипподром в Испании. Объяснял, чем рысь отличается от галопа. И что иноходцы скачут, одновременно выбрасывая переднюю и заднюю ногу то с одной стороны, то с другой. Не врет Лева, Стас, видно, и в самом деле был букмекером, а никаким не бандитом. И ни в каком Афганистане он, конечно, не служил.

— А за что он тебе деньги отдать должен? — допытывалась Лера.

— Ну, овца! Ты что… ни о чем так и не знаешь? И не догадываешься? Ну, умора! Спит с мужиком и не знает, что он ее сделал! Ой, не могу! — пьяным смехом закатывался Паншин. — Помогите! Спасите! — Лера переждала приступ деланного смеха и опять настойчиво стала докапываться до правды. Сама начала понемногу подливать Льву водку и то же время старалась удержать его пьяное сознание в реальности.

— Ну в общем так. Ох! Как бы мне мозги, в кучку собрать!.. Проиграл я в карты Стасу свою квартиру. Деньги отдавать надо. Тут тебя встретил. Смотрю, упакована, ха-ха… Рассказал Стасу. Он велел того… приглядеть за тобой. Ну я пару раз проводил тебя на вокзал, вижу, по заграницам разъезжаешь. Потом про магазин твой узнал. Ну, базарили мы со Стасом, базарили… Он все это и придумал. По телефону инкогнито тебе звонил. В дом к тебе лазил. Зачем-то электрошокер спер. Я все боялся, что он на тебя запал, а он вишь, какую аферу закрутил.

— А как же рэкет, мафия, «крыша»? — почти не дыша, спросила Лера.

— Не было никакой мафии! — зло стукнул кулаком по столу Лев и даже, как Лере показалось, немного протрезвел. — Прикинулся крутым. Актер! Сначала решили, когда он бандитом прикинулся, тридцать тысяч баксов с тебя снять и будя. А потом… Собака эта. Он в тот раз меня послал тебя пугать. Ну, чтоб собака злостью исходила, а ты боялась. Взял я у Стаса электрошокер… так, на всякий пожарный. Тут псина эта через забор маханула, чуть не сожрала меня. Ну, я ее и того… И так разозлился, что предложил сына свистнуть. Игоря сосед Стаса за бутылку из детского сада забрал. За выкупом Стас должен был ехать, а я рядом с твоим домом сторожить. Мало ли что, вдруг там менты… Лер, а выходи за меня замуж, — неожиданно рыгнул Паншин и вдруг, потеряв равновесие, завалился на нее боком, крепко схватив за колено, чтоб удержаться.

— Погоди, Левушка, ты еще не все мне выложил, — прошептала она, внутренне сжавшись и терпя с отвращением его руку у себя на коленке. — А как же собака? Откуда у него взялся Рэм?

— А-а-а. Знаешь, как мне от него влетело, когда я зверюгу эту убил? Собака оказалась каких-то его дальних родственников. Они его подержать у себя просили на время отъезда. Вот такая история вышла. — Он, дохнув перегаром, потянулся губами к ее уху и слюняво прикусил мочку. Лера, стараясь не показать отвращения, снова потянулась за бутылкой и добавила водку в его опустевшую рюмку.

— И как же он не боялся?.. Да ты рассказывай, рассказывай, — торопила она его.

— А чего бояться? Он же ничем не рисковал. Ну, застукала бы ты его в доме. Сказал бы — захотел на тебя спящую посмотреть. Какой спрос? Любовь! Потом, когда уже все кончилось, звонить тебе меня заставлял, пугать лишением материнства. — Лев грустно посмотрел на Леру осоловевшими глазами. — Я подонок? Да? Скажи, а он? Он не подонок? Кинул меня!.. Скотина после этого…

Вдруг Паншин хитро посмотрел на Леру прищурившимися, почти засыпающими глазами.

— А пистолетик-то твой все-таки у меня. Можешь не искать здесь. В надежном месте спрятан. Давай меняться. Ты мне пятьдесят тысяч, а я тебе «Макарова». А?

— Лева, у меня здесь нет таких денег. Мы же все деньги за границу вывезли. Хочешь половину?

— Ладно. С паршивой овцы… — Это были его последние слова, потому что он упал на диван и тут же захрапел.

Лера брезгливо смотрела на спящего Паншина и все дикие, отнюдь не христианские инстинкты, до того маскировавшиеся под личиной дурковатости и наивности, разом всколыхнулись в ней. С трудом взяв себя в руки, чтобы не отмочить какую-нибудь глупость, она оделась и, захлопнув дверь на «собачку», ушла.

Все чувства были словно выморожены московским морозом, а может, это признания пьяного выстудили ее душу. Ничего не осталось от прежней Леры — ледяная пустыня. Арктика.

— Так вот она какая, правда, — прошептала Лера, всматриваясь в редкие хлопья снега, похожие на крошечные парашютики, опускающиеся на землю в свете уличных фонарей. — Была ли она мне нужна? Нет, нужна, нужна! — как эхо повторялось слово в ночной тишине. — Теперь я хоть знаю, чего от Стаса ожидать. Как же подло. Я же так верила. Как в прорубь в тебя бросилась, защиты искала. А ты… Как подло, как подло!

Ей вспомнилась ночь, когда она, разгоряченная южной жарой, вошла к нему в комнату. Вспомнились теплые, словно елеем смягчившие ее душу слова. Вспомнились нежные и страстные ласки в постели. Совсем не так, как было с Сашей, совсем не так, но тоже удивительно хорошо… Какие же вы с Паншиным твари! Сволочи! Гады! Нет ни стыда, ни совести. Одни только деньги в голове. Вы же все у меня отняли: дом, семью, любовь. Не стало Саши, Павла Александровича. Сколько из-за вас пережил бедный Игорь. Брошенная тетя Верочка. Моя работа. Дом. Очаг. Все, чего я так долго и мучительно добивалась, то, что строила. Все!.. Мальчики… Дорогие мои мальчики. Мальчики-охотнички. Кто я для вас? Добыча? Сколько же вы за мной охотились. Я уже загнана. У меня больше нет сил летать и скрываться. Почему? Ну почему же так? Что ж, если богу нет до вас дела, то это дело есть у меня. Мне остается только одно — защищаться. И не только — я буду нападать! Получите по полной программе!

Утром Стас решил позвонить Льву. По автомату Москва не соединялась, тогда он сделал заказ на телефонной станции, а сам боялся не успеть подбежать к телефону. Выйти из дома за свежей газетой он не мог по той же причине. «Какая на… — бормотал он про себя. Почему она свои деньги сдала на хранение? Неужели что-то заподозрила? Ведь совершенно спокойно могла дождаться меня, и мы бы вместе решили, что делать. Но как она могла узнать? Каким образом? Лев?.. Только он мог проболтаться. Зря я тогда ему денег не дал, держал бы рот на замочке. Да у меня и самого тогда мало было. Только свои сто тысяч. Мог, конечно, от дома Леркиного отхватить, когда продавал. Чего, спрашивается… Невезуха! Бывает же такое. А может, это и не Лев? Ведь он телефона сюда не знает, а сама она ему вряд ли позвонила. Может, она вообще ни о чем таком не догадывается, и я зря паникую? Да где же она на самом-то деле? Хоть бы позвонила. Денег у меня совсем в обрез. Хватит только до Москвы. Что делать? Что делать?.. Тьфу, пропасть, прямо Чернышевский какой-то. Да мне и нужно-то немного. Всего тысяч сто. Для нее это мелочь. Я же совсем в ее деньги не влезал, все свои тратил. Она только аренду виллы оплатила да интернат Игоря. Все вру… Сам себе вру. Она за все платила. Свои деньги я вложил только в гостиницу и тратил на карманные расходы…»