Спустя бесконечное количество времени, Максим хочет кричать, выть от отчаяния, но рот с языком его больше не слушаются, и из груди вырываются лишь бессвязные мычания. В этом онемевшем состоянии он проводит слишком долго. Пребывая в сознании и вновь отправляясь в небытие. Вдруг с прояснившимся разумом, но тут же теряя нить, связывающую его с реальностью. 

Это какой-то наркотик? Дурман? Или меня так хорошо приложили?

Одно Суворов знает точно: в темной комнате он не один. Чьё-то незримое присутствие ощущается в вибрации воздуха от чужого дыхания. И Макс ждёт, что этот некто, наконец, проявит себя и выйдет из сумрака. 

Бесполезно.

Никто не говорит с ним. Не выставляет требований. Не угрожает. Не избивает...  не убивает.

Тогда зачем, черт побери, меня здесь держат?

Паника... накрывает... словно тяжёлая и мокрая простыня. 

Марго! Птичка! А если что-то...? Бл*дь, нет... Нет...

Адреналин будоражит кровь в венах. Сердце стучит с удвоенной скоростью, помогая Максиму собраться. 

Он не может потерять её, свою храбрую птичку. 

Но она тут не причём. На этот раз, это связано только с Максом и его жизнью.

Тогда откуда взялось это колючее, назойливое предчувствие?

Отяжелевшие веки поднимаются, а поддернутое дымкой зрение немного фокусируется на пространстве вокруг. 

Это всё тот же склад. Тёмный, окутанный мраком и лёгким жужжанием холодильников. Теперь он их слышит. 

Холодно. Чертовски холодно. Словно ад - в который попал Суворов - замёрз.

Максим лежит на полу, ощущая лёд кафельного пола животом. 

Разглядывает   свои руки - на них нет кандалов, лишь толстая веревка, обвита в несколько оборотов и тянется куда-то к стене, теряясь в сумраке. 

Привязан.

Как раб. Безвольная тварь. Никто.

Максим дёргает руками, ощущая нарастающую силу, вызванную гневом. 

«Кто, бл*дь, посмел?»

Веревка сминает запястья, и они кровоточат, но боль отрезвляет. Выводит из состояния дурмана. 

Максим глубоко вздыхает, наполняя лёгкие кислородом, а потом из горла вырывается нечеловеческий рёв. Будто раненый зверь, угодивший в острый как бритва капкан.

Эхо уносит его крик в пространство, удваиваясь и превращаясь в нарастающий гул. А потом всё стихает. Ненадолго.

Шаги. Быстрые. Отдаляющиеся. 

Некто стоял за его спиной. Всё это время.

Максим поворачивает голову на звук. Но ничего кроме сумрака не видит. Зато слышит голос:

  - Он пришел в себя... снова... сильный, с*ка. Сколько ещё нужно времени?... Я всё понял...

  Суворов впервые слышит этот голос. Но он может принадлежать кому-то из  банды малолеток. И очевидно, что именно они удерживают его здесь. Но зачем?

Для того чтобы строить догадки, у Макса просто нет времени. Шаги приближаются. Суворов, не моргая, всматривается в чёрное пространство, одновременно пытаясь подчинить собственное тело.  Но и на это у него нет времени. 

Скользящая тень вырастает внезапно. Безликий человек заносит какой-то предмет высоко над головой и обрушивает его на голову Максима. 

Сознание проваливается в бездну... моментально. Тьма… вспышка света… и Максим далеко-далеко. За пределами этого склада.

В давно минувшем и забытом прошлом…

***

Детский смех наполняет комнату. Крохотные стульчики впопыхах расставляются в два ровных рядочка.

  - Садись, Костик, -  маленький Максим уже занял место для своего друга, положив ладошку на соседний стул.

  Костян присаживается немного опасливо. Он всего неделю в этом месте. И как бы ни цеплялся за прошлое,  воссоздавая в памяти образ родителей, он не помнит, что с ними случилось, и почему он сюда попал. Всё здесь кажется диким, страшным и неизвестным. Такие же дети, как и он сам, недружелюбны…

 Почти все, кроме одного.

Макса он заметил сразу, как только прибыл в это место. Живые, горящие добром глаза, не оставили маленького Костика равнодушным. К тому же Максим первый проявил заботу и открытость. Пожалел Малька, когда тот, ночи напролет, омывал подушку солёными слезами. В темной спальне, под мерное сопение остальных малышей, забирался в кровать к маленькому другу и рассказывала ему разные вымышленные истории о героях, драконах и принцессах. Во всех этих сказках Костик представлял себя и Максима рыцарями, сражающимися со злом, и, конечно, всегда одерживающими победу. Он успокаивался, засыпая на плече друга.  Неделю спустя, Костя совсем перестал плакать, а Макс стал для него почти братом, а может и целым миром. 

  - Что мы здесь делаем? - шепчет Костя, осматриваясь. 

  - Ольга Александровна будет читать! - с благоговением отвечает Макс. - Тебе понравится, - подмигивает.

  Остальные дети, затихают, как только воспитатель Оля, входит в комнату. Несколько десяток пар глаз, с любопытством взирают на книгу в её руке. Костя тоже пытается разглядеть обложку. Читать он не умеет, да и название написано неизвестными буквами. Впрочем, как и размытая картинка на плотной затертой корке, ничем его не впечатляет.

  - Доброе утро, детки-конфетки, - женщина улыбается своим подопечным самой теплой улыбкой в мире. 

  - Доброе утро, Ольга Александровна! - хором отвечают дети.

  - Что вы будете читать? - спрашивает кто-то из ребят, а остальные в унисон, подхватывают этот вопрос. 

  В помещение вмиг вспыхивают оживленные беседы. Некоторые вспоминают прошлые произведения, уговаривают прочесть ту или иную сказку вновь. Самые маленькие начинают хныкать, а одна девочка шикает на остальных, призывая детей к молчанью.

 Максим лишь сжимает влажную от пота ладошку Малька, видя как тот, ещё немного смущается и боится, находясь среди ребят. Костик отвечает ему лёгкой улыбкой, и сжимает маленькую ручку в ответ.

Когда «детки-конфетки» немного успокаиваются, Ольга Александровна присаживается на заранее приготовленный стул и, окинув своих подопечных любящим взглядом, раскрывает книгу. 

  - Итак, - призывает она всех к молчанию, -  «The old man and the sea», - таинственно озвучивает она и, видя вопросительные лица напротив, сразу добавляет, - Старик и море! Сегодня я прочту вам сказку, о старике и море...

  Она читает, и, к счастью для ребят, делает это на понятном и знакомом языке. Ольга Александровна, конечно, подготовилась, переведя всё произведение заранее. Почему она выбрала именно это книгу? В те времена она очень увлекалась Хемингуэем и его творчеством и решила поделиться с ребятами своим любимым произведением. В детском доме не было особых правил  и литературных предпочтений для детей её группы, возрастом с четырех до семи лет. Поэтому читала она в основном что-то из зарубежной классики.