Макс и Ксения закончили вечер ужином в бистро в компании танцовщицы и ее свиты, клянясь в вечной дружбе, смеясь до икоты, поднимая бокалы с пивом — единственным напитком, который пила Жозефина…

— Двигайся, Ксения, — прошептала Таня сквозь зубы.

Застигнутая врасплох, Ксения поняла, что застыла в неподвижности, как дурочка, перед танцовщицей, в то время как другие манекенщицы продолжали магию движений. Надув щеки и округлив глаза, Жозефина скорчила такую рожицу, что Ксения не смогла удержаться от хохота. Только поймав на себе злющий взгляд продавщицы, она развернулась и удалилась переодеваться для следующего выхода.

— I want this and this and this, Mr. Riviere[28], — требовала Бэйкер, выбирая понравившиеся образцы.

Одетая в черный шелковый пеньюар, Ксения, поправляя перед зеркалом макияж, слышала ее радостный голос. Через несколько минут танцовщица, как вихрь, ворвалась в раздевалку и упала в кресло, чтобы подождать ее, объясняя, что голодна и должна непременно отведать свое любимое блюдо — спагетти с красным перцем, перед тем как ехать в театр. Другие девушки глядели на Ксению с завистью, пораженные этой неожиданной дружбой с артисткой, о которой столько говорили в столице Франции и которая сидела перед ними, сняв туфли и удобно вытянув ноги. В то время как Ксения одевалась, они одна за другой просили у танцовщицы автограф. Несколько гримерш в белых блузах заглядывали в комнату, покатываясь со смеху, потому что Жозефина корчила гримасы, чтобы развеселить их. Как только Ксения была готова, Жозефина рывком поднялась. Она взяла туфли за ремешки, притворно жалуясь, что француженки носят слишком высокие каблуки, от которых у нее болят ноги, и, подхватив Ксению под руку, потащила ее в коридор. Человек в серой тройке ждал в опустевшем салоне со шляпой в руках.

— Габриель, я хочу есть! Спагетти… Немедленно! — крикнула Жозефина. — This is my friend Xenia[29], — добавила она, взмахивая рукой. — Let’s go[30]!

Не дожидаясь никого, она запрыгала по ступенькам.

— Не бойтесь, мы не потеряем ее. Ей понадобится по меньшей мере две минуты, чтобы надеть туфли, перед тем как выйти на улицу, — пошутил незнакомец с доброй улыбкой. — Позвольте представиться, Габриель Водвуайе.

Мужчина слегка сутулился, словно стесняясь собственного роста. Каштановые волосы, подвижный рот и круглые щеки с морщинками по краям глаз — его лицо внушало доверие. Он смотрел на Ксению спокойно, но с любопытством.

— Я знаю один маленький итальянский ресторанчик неподалеку. Может быть, его хозяин согласится приготовить макароны специально для Жозефины. Сомневаюсь, что вы станете есть в пять часов после полудня.

— Вы правы, еще слишком рано, — улыбнулась Ксения, когда они стали спускаться по главной лестнице.

— Зато я уверен, что от десерта не откажетесь. И не говорите мне, что бережете талию. Жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от милых маленьких радостей.

В разговоре Ксения узнала, что Водвуайе — известный парижский адвокат. Очарованный спектаклем, он попросил директора театра, который был его другом, познакомить его с артисткой. Так как у Жозефины были определенные проблемы административного характера, он с удовольствием помог ей разрешить их, а ей нравилось, что он следует за ней, как рыцарь-слуга.

Через час они расстались: Водвуайе отправился провожать артистку в театр, а Ксения пошла на станцию метро, чтобы поехать к Максу.

Одетый в потрепанные велюровые штаны, расстегнутую белую сорочку, Макс протянул руки для объятий, как только увидел Ксению в мастерской. Он так и искрился от желания жить, в отличие от Ксении, которая понемногу начала уставать от бессонных ночей.

За то время, что Макс жил в Париже, он поправился. Здесь он упивался жизнью. Возбуждение так и сверкало в его глазах, а вдохновение не знало пределов. Редакторы нескольких престижных журналов-обозрений разрывали его на части. Им нравился его задор, чистота композиций, умение показывать магическую силу и элегантность нарядов, утонченность тканей. Он вкладывал душу в свои работы, благодаря которым издатели значительно увеличили свои тиражи. Случалось, Макс просиживал в фотолаборатории с вечера до утра. Чтобы стать известным и получать заказы, ему пришлось вести активную социальную жизнь. Парижское общество хорошо принимало Макса фон Пассау. В его студии в качестве модели можно было встретить даже такой эксцентричный персонаж, как маркиза Касати. Эта итальянская аристократка с большими, накрашенными тушью глазами произвела настоящий фурор в его квартале, когда приехала к нему с живой змеей вместо пояса.

Макс с жаром прижал Ксению к себе, начал гладить бедра и спину. Она оттолкнула его.

— Что-то не так? — удивился он.

— Я только пришла, а ты сразу бросаешься на меня. Я работала весь день, устала и не хочу заниматься любовью прямо сейчас. Это что, так трудно понять?

— Но я не прошу тебя ни о чем! — возразил он, отпуская ее. — Просто я рад снова видеть тебя. Это все. Мы не виделись три дня. Мне не хватало тебя.

Со вздохом девушка сняла шляпку, расстегнула жакет и села в кресло. Откинув голову, закрыла глаза. Она была счастлива, когда узнала, что Макс переехал в Париж. В конце рабочего дня, выходя из Дома моды, она увидела его сидящим на скамейке с букетом цветов в руках. Макс был смущен, поскольку не знал, как она отнесется к его приезду. Ксения бросилась в его объятия. Ночь она провела в отеле, в комнате Макса. Домой Ксения вернулась только на рассвете. Она еще раньше предупредила няню, что приглашена на ужин, чему старушка не удивилась, так как со времени успешной поездки в Берлин месье Ривьер часто приглашал Ксению на вечеринки, на которых принимали гостей, делавших погоду в жизни французской столицы.

Став моделью-звездой, Ксения добилась прибавки к жалованью, на которую Ривьер согласился с таким видом, словно у него удаляли зуб. В первые месяцы она позволила оглушить себя кипением любовных страстей, чувствуя, что может доверять Максу. Он казался порывистым, искренним, влюбленным. Когда он смотрел на нее, она чувствовала себя центром вселенной, просыпаясь в мансарде на узкой кровати с улыбкой на губах. «Я счастлива!» — говорила она, не веря своим словам. Между ними все было правильно, без забот и шероховатостей. Когда они погружались в сон после занятий любовью, Ксения прижималась щекой к его груди и слушала глухое биение его сердца. Со времени потерь в первый раз она ощущала себя самодостаточной и наслаждалась этим чувством.

Впрочем, она не рассказывала Максу о своей семье. Слишком много испытаний выпало на ее долю, и она не верила, что все это может длиться долго. Счастье казалось ей эфемерным, и девушка ревностно смаковала его моменты, пока ей предоставлялась такая возможность. Макс иногда слегка упрекал ее в замкнутости, грустных мыслях, которые омрачали ее лоб и печалили глаза. Смущенная, она не знала, что ему ответить. Ксения догадывалась, что ее молчание тяготит его и заставляет чувствовать себя ненужным, но все равно молчала, не в силах допустить его в ту секретную зону, которую приберегала только для себя.