Каленин схватился за голову и показательно закачал ею, давая понять, что категорически не одобряет подобных действий. Но Ася, не обращая внимания на его реакцию, понизила голос до шепота и стала говорить еле слышно:

– У меня есть распечатка одного его разговора с Дибаевым. Она крайне плохого качества. Большую часть разговора расшифровать не удалось. Хорошо получился только самый конец записи, где есть очень занятные рассуждения про то, как любую ложь можно выдать за правду. Он там про собак говорит...

– Про каких собак? При чем тут собаки? – Каленин озадаченно взглянул на Асю.

– Я тебе расшифровку передам – сам почитаешь. Но главное в том, что из того текста, который расшифрован, можно сделать вывод... – Ася почти не говорила, понять дальнейшее можно было только по губам, – они оба что-то замышляют против Шарпея. Причем, судя по всему, всерьез замышляют. Ну, ты понял, что я имею в виду...

Каленин озадаченно смотрел на Асю, не зная, как реагировать на все сказанное ею...

– Ась! Ты понимаешь, насколько серьезно все то, что ты говоришь?

– Еще бы! Я понимаю и то, что с этой информацией мне некуда пойти. Показать ее генеральному – это чистое безумие. Тем более информация добыта незаконно. К тому же он по субботам с Дибаевым в баню ходит. Самостоятельно выходить на Кремль – еще более абсурдно. Дибаев там все держит под контролем. Секретариат Шарпея возглавляет его приятель – я проверяла. Нужен выход на человека, который может сам, напрямую поговорить с Президентом. Я подумала о твоем шефе. Ходят слухи, что он регулярно общается с Шарпеем без посредников. Можешь с ним поговорить?

– Ася! Мы с тобой должны обо всем крепко подумать. Запись с тобой?

– Копия.

– Давай! – Каленин положил в карман маленькую кассету. – И вот что: судя по всему, Удачник взялся за тебя серьезно. Зря мы с тобой выбрали это место для встречи...

– Ты что, боишься? – Ася изменилась в лице. – Тогда считай, что никакого разговора не было. Верни кассету!

Каленин вдруг явственно почувствовал, что на допросах эта хрупкая барышня может подавлять собеседника уже только переменами в голосе и облике.

Каленин мягко улыбнулся в ответ и сказал:

– Ась! Ты же «важняк»! Ты же сама все понимаешь! Одно то, что ты схлестнулась с Дибаевым, – уже повод для беспокойства. Не исключаю, что о нашей встрече сегодня же будут знать оба наши фигуранта. Давай так: я обо всем основательно покумекаю. Мне нужен хотя бы день. Вариант с моим шефом тоже требует раздумий. Я готов с ним поговорить, но согласится ли он поставить в известность Президента – не знаю. Он не относится к числу людей, готовых рисковать своей репутацией. Он держится за свое кресло даже тем местом, которое к этому креслу прижимается, и осторожен, как домашняя мышь, побывавшая в лапах кота. Непроверенную информацию он Президенту не понесет – это могу сказать сразу. Представь, как он будет выглядеть, если все это лишь твои фантазии? А еще того хуже – он может поделиться информацией с Дибаевым, попросить совета. Тогда вообще караул!

Я могу, конечно, сразу выйти на людей из ФСБ, – неуверенно сказал Каленин. – За последние дни мне пришлось с ними часто общаться. Но они потребуют доказательств. А их у нас нет...

Ася оттаяла и, потупив глаза, тихо произнесла:

– Прости. Не хотела тебя обидеть. Но мне правда нужен твой совет!

– Ты, кстати, вот что сделай, – Каленин демонстрировал уверенность в себе, и это вселяло в Асю надежду, – детей отправь из города, каникулы же вот-вот. Куда-нибудь к бабушке. Есть у нас бабушка?

– Есть и дедушка, с которым ты знаком... Но они живут в городе. Может быть, – к подруге?

– Отправь к подруге. Это – номер мобильного, который я никому не даю. Звони на него из автомата или купи новую «симку» для мобильника. Меняй их каждый день. А еще лучше, если каждый раз у тебя будет и новый аппарат. Поменяйся с подругой на денек, у родителей возьми... Путай следы, одним словом. Не боись, Аська! Дотянемся мы и до Шарпея... Правда, как, пока не знаю. Но знаю, что все будет шерри-бренди, ангел мой!

– Любишь Мандельштама? Это же его строчка!

– Люблю, но далеко не все. А ты?

– Я одно стихотворение у него просто обожаю. – Ася задумалась, смешно наморщила нос и начала читать: – «Скудный луч холодной мерою...»

– «...сеет свет в сыром лесу...» – тут же продолжил Беркас, подчеркивая все четыре «эс» в каждом из слов. Получилось «с-с-сеет с-с-свет в с-с-с-ыром лес-с-су».

Включаясь в игру, Ася продолжила:

– «...Я печаль, как птиц-ц-цу с-с-серую, в с-с-сердце медленно нес-сс-у...»

Так, перебрасывая друг другу по строчке, они дочитали стихи до последних слов, которые пришлись на Беркаса.

– «...дум-м-м тум-м-манный перезвон...»[15], – произнес он. – Здорово получилось!

Помолчали. Беркас, испытывая вновь накатывающее смущение, поднялся, подошел к Асе и поцеловал ей руку. Затем приблизился к ее уху и тихо сказал:

– Давай при каждой встрече играть в эту игру. А? Следующий кто? Подожди, не говори! Я попробую угадать поэта, которого ты любишь. – Каленин пристально посмотрел на Асю и неожиданно для самого себя брякнул: – Маяковский!

Ася откинула голову назад и звонко рассмеялась – будто сыграла голосом музыкальную фразу.

– Пусть будет Маяковский!

– Что, не угадал? – расстроился Каленин.

– Угадал! Я действительно люблю Маяковского. Раннего. Но подумала, что ты вряд ли его назовешь. А ты назвал. Здорово!..

– Слушайте, Дибаев! Это что за хрень? – Удачник был абсолютно взбешен и по привычке пытался орать на Николая Алексеевича. – Откуда эта сучка могла пронюхать о наших... – Удачник запнулся и, подумав, произнес: – о наших планах? Я вынужден теперь каждую нашу встречу обеспечивать тотальным радиоглушением. Это уже не машина! – Дибаев раздраженно сделал круговой жест рукой, показывая на поскрипывавшие дорогой желтой кожей внутренности служебного «мерседеса». – Это спецлаборатория для переговоров с вами!

– Простите, а сучка – это кто? – спокойно уточнил Дибаев.

– Это та дрянь из прокуратуры, которая записала наш с тобой разговор у меня на даче.

Дибаев на секунду переменился в лице, но тут же взял себя в руки.

– Нет уж, любезный Петр Анатольевич! – Он был собран и уверен в себе. – Хватит валить все на меня! Может, еще скажете, что я и царскую семью прикончил?

– А разве нет?

– Хорошо, тогда царя-великомученика беру на себя, а вот за вашу, как вы выразились, сучку отвечайте сами!

– Хватит ерничать! Я серьезно! Вы что, не поняли: у нее пленка с записью нашего разговора у меня на даче.