будем думать. На сытый желудок гораздо лучше думается.

– Что уж тут думать, – глухо ответил сосед, – и так уж от мыслей спать перестал.

– Тогда вспоминать будем, – не отступал Куликов, – давай вспоминай заново всю ту историю, что случилась двадцать лет назад, кто такие были те бандиты, что они говорили, может, фамилии какие называли или местность…

– Ага, адрес и паспортные данные свои каждый сказал! – огрызнулся сосед. – Ты представь, в каком я состоянии был! Нашли бы – точно на месте прибили! Я там как заяц под кустом от страха трясся!

Он помолчал в ответ на укоризненный взгляд Куликова.

– Ну, поначалу-то они на женщину ту орали, Лизу… – заговорил с трудом, – только никак ее не называли, из чего я потом вывод сделал, что они ее лично не знали. То есть нанятые это были люди. А потом, как она утонула, так они между собой ругаться стали, и я так понял, что велено было им ее поймать и привезти в город. Какой-то Корень над ними хозяин. Это кличка такая у него.

– Да, информации маловато, – вздохнул Василий Макарович. – Что за Корень такой? А после что было?

– Да что было? – Егор Иванович пожал плечами. – Пойдем, говорят, отсюда скорее, а то в больнице здорово нашумели, да тут еще кто выстрелы услышит.

«Да кто тут услышит, – второй говорит, – жилья близко нету. А услышит, так не придет – ночью-то».

«Все равно, – первый на своем стоит, – нужно сваливать отсюда. И машину этой суки с собой возьмем, ты за руль сядешь».

Это он, видно, третьему, а тот заартачился. Страшно ему, видишь, на чужой-то машине в город ехать. Вдруг милиция проверит? Они же шум такой сдуру подняли в больнице.

«Не боись, – первый так хохотнул, – мы эту тачку Кабану сдадим, так что ехать тебе недолго».

«Это тому менту, что ли, толстому?» – тот спрашивает.

«Ну да, он угнанными тачками занимается, его люди угоняют, в его гараже тачку на запчасти разбирают или так куда переправляют, ему же потерпевшие заявления несут, и он же те дела вроде как расследует. Ловко устроился!»

Ну, посмеялись они да и поехали. А мне не до смеха, только вздохнул без опаски, как шум мотора услышал.

– Кабан, говоришь? – оживился Василий Макарович. – Это уже кое-что… хоть какая-то зацепка…

Он открыл тумбочку и достал записную книжку, которую велел принести Василисе на всякий случай.

На страницах этой записной книжки сохранились, как в банковском сейфе, долгие годы опасной и трудной службы Василия Макаровича. На этих страницах были записаны имена и телефоны десятков или даже сотен людей, с которыми столкнула Куликова безжалостная милицейская судьба, – тех, с кем он мерз или мучился от жары в изнурительных многочасовых засадах, тех, с кем ловил знаменитых воров и бандитов, тех, с кем делил труды и опасности милицейских будней. Здесь были имена простых оперов и следователей по особо важным делам, судебно-медицинских экспертов и технических специалистов.

Василий Макарович в силу возраста не доверял новомодным устройствам и приспособлениям. Все его молодые коллеги давно уже перенесли свои архивы, рабочие записи и телефонные книги на электронные носители, но Куликов больше верил в свою потрепанную, распухшую записную книжку.

Поскольку в истории, которую поведал ему Егор Иванович, ключевую роль играла автомашина, следовало обратиться к кому-то, кто хорошо разбирается в транспортных средствах, а именно – к опытному и знающему сотруднику ГАИ, точнее ГИБДД, как сейчас называется это уважаемое ведомство.

Перелистав записную книжку, Василий Макарович нашел телефон старого знакомого, сотрудника ГИБДД горячего финского парня Матти Пустонена.

Матти был человек медлительный, но зато память у него была просто поразительная. Он запросто мог вспомнить номер машины, которую останавливал на дороге пять лет назад, и даже сказать, кто сидел на пассажирском месте.

– Привет, Матти! – проговорил Василий Макарович, услышав в трубке голос Пустонена, печальный и протяжный, как ветер в дюнах.

– Прифе-ет, Васи-илий… – отозвался Матти.

Пустонен родился в Карелии и хотя уже очень давно жил в Петербурге, до сих пор не мог избавиться от мягкого финского акцента.

– Как дела?

– Нефажно тела…

– Что так? – всполошился Куликов. – Дети болеют или жена?

– Та нет… – вздохнул Пустонен. – Тети в порядке, жена тоже в порядке… Василий спежал…

– Василий? – В первый момент Куликов растерялся, но тут же вспомнил, что дома у Матти живет огромный пушистый кот по имени Василий, в котором сам Пустонен и вся его семья души не чают.

– Сбежал? – переспросил Василий Макарович. – Что же он сбежал-то? Ему ведь у вас хорошо, вся семья его обожает, он у вас живет как у Христа за пазухой…

– Фесна! – печально отозвался Матти.

– Ах, весна…

– Ну та… вылез через форточку, уфидел кошку, перепрыгнул на терефо и спежал…

– И что же теперь?

– Живет в подвале, мы ему туда рыпу носим…

– Рыбу?

– Ну та, рыпу… он рыпу ест, а домой возвращаться не хочет… люпофь у него…

– Любовь? Ну, вы подождите, весна кончится, любовь пройдет, он вернется. Поймет, что нигде ему не будет так хорошо, как у вас. А я что звоню-то…

– Та?..

– У тебя ведь память отличная. Ты не мог бы вспомнить – лет двадцать назад в области служил по вашей гаишной линии человек по фамилии Кабанов или Кабанюк?

– Как, кофоришь? Кабанов? Кабанюк? Не-ет, таких не помню…

– Ну, может, что-то похожее? Кабаневич или Кабанский? Или Кабоновский?

– Таких тоже не припоминаю…

Василий Макарович вспомнил рассказ Чехова «Лошадиная фамилия» и стал одну за другой перечислять фамилии, хоть как-то связанные с искомым животным:

– Свиньин? Хряков? Свиноматкин? Салов? Щетинин?

И на все эти варианты Матти отвечал отрицательно.

– Ну, неужели не было ни одной похожей фамилии? – безнадежно проговорил Куликов, выдав еще одну порцию свиных фамилий.

– Ну, почему… пыл один с похожей фамилией… – протянул Пустонен. – Капа-ан…

– Капан? – переспросил Василий Иванович.

– Та не Капан, а Капа-ан! Зверь такой есть, с клыками!

– Кабан?

– Та, та, Капа-ан!

– Кабан?! – воскликнул Василий Иванович, не веря своим ушам. – Что же ты мне сразу не сказал?

– Та ты не спрашивал… ты коворил Капанов, Капаневич, Капанский, а таких не пыло…

– Ну, Матти, расскажи, что это был за Кабан и с чем его едят! В смысле, что он собой представляет, какая у него была репутация, где он сейчас служит…

– Репутация у него пыла очень плохая, – грустно поведал Матти. – С пандитами водился… я, конечно, молотой еще пыл, со мной начальство не телилось…

– Не телилось?! – удивленно переспросил Куликов. Финский акцент Пустонена иногда ставил его в тупик.

– Ну та, не телилось… понимаешь, это когта разные тела…

– Ах, не делилось!

– Ну та, не телилось. Но