Я просил его только об одном: отказаться от сделки, не звать избирателей голосовать за Ельцина, не брать из его рук должность. Ведь вымажут в грязи, а потом кинут. Лучше громко выйти из этой подлой игры, сказать: «Чума на оба ваши дома!» Пройдет полгода, все переменится, но останется он — генерал Лебедь, верный своей совести и чести. И альтернативы ему не будет.

От меня Лебедь уехал в Кремль. До сентября 1996 года, пока он не вернулся из Хасавюрта, мы с ним больше не виделись.

Естественно, все произошло так, как я и говорил. Чубайс, занимавший тогда должность руководителя президентской администрации, прибежал к Ельцину и потребовал немедленно уволить Коржакова и Барсукова за «попытку государственного переворота». Ельцин сделал так, как его и просили, — оба «заговорщика» тут же были отправлены в отставку. Из них троих Лебедь во власти остался один.

Но Чубайс не унимался. Он придумал остроумный ход с созданием параллельного Совету безопасности органа — Совета обороны во главе с неким юристом Юрием Батуриным. Когда Лебедя осенью 96-го, обвинив в создании при Совбезе «незаконных вооруженных формирований», уволят совсем, этот Совет обороны за ненужностью упразднят, а «универсального юриста» Батурина отправят с глаз долой сначала в отряд летчиков-космонавтов, а потом и в открытый космос. Причем это не анекдот. Будучи иногда трезвым, Ельцин любил шутить, принимая неожиданные кадровые решения.

Так закончился бесславный поход во власть моих «старших товарищей» по Конгрессу русских общин.

В августе генерала заставили заниматься Чечней, справедливо полагая, что там он провалится. Лебедь, оставшись без друзей и советников, решил действовать «по старинке» и применил в Чечне ту же схему, что и в Приднестровье. Только Приднестровье было частью Молдавии, а Чечня — частью России. Можно долго спорить по поводу того, как отразились действия Лебедя в Приднестровье на национальных интересах России, но в Чечне его действия шли прямо вразрез с этими интересами.

«Я предвижу многочисленные нападки как со стороны ура-патриотов, так и со стороны ура-демократов. Я заявляю, что органы внутренних дел определят их адреса, военные комиссариаты их призовут, я создам из них ударные батальоны и предоставлю возможность навоеваться вволю. Возглавят их лихие генералы-политработники, депутаты Государственной думы. И тот, кто со мной не согласен, не согласен с подписанием этого соглашения, может на меня жаловаться в любые инстанции, до президента и Господа Бога включительно. Война будет прекращена. Те, кто будет этому мешать, будут отстранены» — за нарочитой жесткостью этих слов я увидел неуверенность Лебедя в собственной правоте. Он хотел закончить войну в Чечне любой ценой не потому, что эта война губила чьи-то жизни, а потому, что ему самому нужно было как можно скорее выбраться из политического статуса «кавказского пленника».

В спешке Лебедь допустил появление в преамбуле Хасавюртовского соглашения совершенно неприемлемых с точки зрения Конституции страны слов: «в соответствии с международным правом стороны договариваются…» Как секретарь Совета безопасности, генерал должен был знать, что международное право регулирует отношения между суверенными государствами, а не между субъектом Федерации и федеральным центром. Таким образом, сепаратисты получили из рук Лебедя не только полный контроль над Чечней, но и официальное признание ее государственной независимости. Секретарь Совета безопасности, несмотря на свои прошлые заслуги перед Родиной, не имел права так распоряжаться суверенитетом России.

Для того чтобы обозначить отличную от Лебедя позицию Конгресса русских общин в отношении Хасавюртовского договора, 24 сентября 1996 года я сделал следующее заявление.

На данном этапе закрепление мирных соглашений может быть достигнуто следующими мерами:

1) все работы по восстановлению городов Чечни должны быть прекращены, а выделенные средства направлены на адресное возмещение ущерба гражданам, пострадавшим от войны, прежде всего беженцам, потерявшим жилье;

2) вывести федеральные войска из горных и предгорных районов, где они превратились в мишень для боевиков, за Терек — в Наурский и Шелковской районы. Дислоцировать их там до окончательного определения статуса этих территорий;

3) объявить город Грозный зоной бедствия, вывести из него все государственные учреждения, назначив для управления временного военного коменданта;

4) сформировать в Урус-Мартане или Шали временное коалиционное правительство, целью которого является подготовка референдума и выборов с участием всех граждан Российской Федерации, проживавших на территории Чечни до 1991 года. До проведения референдума и выборов общее управление должно осуществляться российской стороной, самоуправление — в зависимости от того, кто на данный момент контролирует тот или иной населенный пункт;

5) обеспечить полный вывод из кризисных районов всего нечеченского населения и временно обустроить его в социально спокойных регионах России;

6) вокруг контролируемых мятежниками территорий необходимо провести частичную мобилизацию и создать отряды русского ополчения и казачьи части;

7) принять государственную программу социальной реабилитации русских беженцев и вынужденных переселенцев из Чечни (выплата им компенсаций, строительство жилья, создание новых рабочих мест и т. п.).

В случае срыва мирного урегулирования чеченского кризиса и продолжения боевых действий против российских вооруженных сил от руководства страны потребуются установление на территории Чечни военного положения, объявление чрезвычайного положения на территории России, обеспечение на этой основе полного разгрома бандитских формирований и преследование их лидеров как военных преступников и изменников.

Главари чеченского мятежа должны быть заблаговременно осведомлены, что ведущиеся с ними переговоры — последние. Они должны знать, что других переговоров не будет. Они должны знать, что их сторонники и сообщники будут выявлены в любой точке России и по меньшей мере депортированы в Чечню.

Генерал Лебедь придерживался иной точки зрения и тем самым практически полностью порывал с КРО. Он предпочитал вообще не думать о последствиях своих шагов и радоваться миру, который впоследствии для России станет хуже войны.

Разрыв с Лебедем я переживал тяжело. Как сын русского генерала, я верил в офицерскую честь. Я ждал прихода русского Де Голля и считал Лебедя надеждой патриотического движения. Мне было невыносимо трудно признаться самому себе, что я ошибся. Я решил еще раз все перепроверить, посмотреть на результаты Хасавюрта собственными глазами.

В начале октября 1996 года в сопровождении нескольких соратников я снова приехал в Буденновск, чтобы оттуда добраться до Чечни. Спустя год после нападения банды Басаева этот ставропольский город так и не вернулся к нормальной жизни. Его жители по-прежнему оплакивали погибших родных и друзей. Кладбище, которое мы вновь посетили, было завалено цветами и свежими венками.

За пару часов, пока мы находились в гостях у нашего старого друга полковника Николая Ляшенко, мы успели повстречаться с общиной русских беженцев и офицерами вертолетного полка. Зная, что мы этим же днем окажемся в Чечне, женщины из числа беженок, рыдая, совали нам скомканные фотографии своих украденных бандитами и без вести пропавших детей, в основном девочек. Я не знал, что им ответить. Уверен, что большинства изображенных на фотографиях девочек-подростков уже давно не было в живых, что они были зверски замучены и убиты потерявшими человеческий облик «борцами за свободу», но как об этом скажешь их матерям! Каждая из них до конца, до последней минуты своей жизни будет верить и надеяться, что ее кровиночка жива, что чудом избежала страшной смерти…