Путешествие в порт заняло немало времени, и Дауд был вынужден пройти этот путь пешком – два электрических дорожных экипажа, стоявших во дворе замка Норкросса, исчезли, видимо, угнанные странными ворами, чтобы предотвратить погоню. Дауд шел и днем и ночью, выбирал самый прямой маршрут по пустынному скудному ландшафту, избегая дорог и всегда готовый укрыться в густом лиловом вереске, если придется прятаться.

Однако можно было не волноваться – за все путешествие он никого не встретил.

По пути он обдумывал события в замке Норкросса, лихорадочно пытаясь сложить вместе детали головоломки. Кем были эти нарушители спокойствия? Откуда они знали, что Двудольный Нож там? И зачем он им нужен? Было ли им известно – как Дауду, – на что способен Нож, какими силами обладал артефакт?

Вопросы без ответов. Они продолжали преследовать Дауда, пока во вторую ночь он не нашел убежище на старой ферме. Покрытое черепицей здание было не более чем пустой развалюхой, прилепившейся к боку низкой скалы. Единственными обитателями ее были крысы, быстро разбегавшиеся от шагов Дауда, пока он обходил участок. Он не знал, чего искал, но его вел внутренний импульс, метка Чужого глухо ныла на тыльной стороне ладони.

Святилище нашлось в задней части сарая, в остатках сеновала. Оно было сделано из плоской шиферной черепицы, собранной в развалинах основного здания фермы. Шаткую конструкцию усеивали огарки древних гнилых свеч, а на самом большом куске шифера, составляющем некое подобие алтаря, лежали мумифицированные останки чего-то органического – сухие листья, палки и что-то еще такое же иссушенное, – и на темной каменной поверхности нацарапана строчка, взбаламутившая память Дауда.

ЧУЖОЙ ХОДИТ СРЕДИ НАС!

Дауд провел ночь перед алтарем. Сперва он преклонил перед ним колени, затем, осознав, что делает, отвернулся от святилища и сел на стопку черепицы. Пока медленно текло время, Дауд поймал себя на том, что кричит в ночь, требует, чтобы сволочь Чужой показался и признался в том, что наделал.

Если Чужой его и слышал, то ответа не было.

Через час Дауд достал осколок зеркала из куртки и, глубоко вдохнув, перевернул и установил на алтаре. Он уставился в стекло, страстно желая, чтобы показался Чужой, но видел только собственное отражение в лунном свете, падающем через проломленную крышу сарая.

Потом Дауд убрал зеркало, разрушил алтарь и ушел еще до рассвета.

Прибыв в Поттерстед, первым делом он отправился к одному из своих тайников, подготовленных за долгие годы блужданий по Островам – после того, как Корво изгнал его из Дануолла. Тайник, укрытый в трубе под мостом, заложенной кирпичом, остался не найденным и хранил мешочек с платиновыми слитками смотрителей, всего двенадцать штук. Многовато денег, чтобы носить с собой, но он хотел удостовериться в том, что весь остаток его путешествия никто не будет задавать лишних вопросов.

Затем он осмотрел порт Поттерстеда, и нашел его – огромное китобойное судно, которое давно должны были списать на берег. Дорогой корабль, реликт первых дней китового промысла. Его залатали, и команда как раз находилась в процессе очистки киля и ремонта, когда Дауд нашел капитана за обсуждением дел с портовым распорядителем. Судно извлекли из сухого дока в тивийском городе Тамарак и вышли на нем в море с северных островов, чтобы охотиться на китов у Пандуссии. Но сперва его отправили на прогон, который включал остановку на ремонт в Поттерстеде после первого этапа путешествия и еще одну – в Карнаке, где пройдет добор команды.

Один слиток Дауд заплатил капитану, а второй – портовому распорядителю. «Пожалуй, такой слиток эквивалентен полугодовой или даже годовой зарплате каждого», – подумал он. После этого вопросов никто не задавал, и «Медведь Тамарака» вышел из Поттерстеда на всех парах тем же вечером с одним лишним матросом, имя которого не значилось в списках.

В течение почти трехнедельного пути на юг Дауд работал бок о бок с остальными. В команде было семь человек плюс капитан – самый минимум, необходимый для управления кораблем и тяжелого труда по очистке и ремонту орудий, которые требовались для основного занятия судна – гарпунных пушек, лебедок, китовых рам и сложных систем кранов. Дауд с командой усердно работал, накручивая цепи и тросы, разбирая и собирая механизмы. Утомительное занятие, но Дауд чувствовал прилив энергии, оживал от близости цели и как никогда обостренной решимости завершить свою миссию.

Пока команда спала, Дауд тренировался. Корабль был гигантским, а сокращенный экипаж работал в основном на палубе, и просторные внутренности судна стали личным владением Дауда. В одном из грузовых трюмов он даже начал строить для себя спортивный зал из обломков нерабочих механизмов, отложенных после ремонта. Он собрал четыре манекена, со множеством рук и панелей, чтобы бить руками и ногами и оттачивать свои и без того внушительные боевые навыки. Он построил многоэтажные леса и платформы, рамы с горизонтальными турниками. Ночью он прыгал, бегал, раскачивался на шестах и прутьях, скакал, кувыркался, снова скакал с платформы на платформу.

Звуки его тренировки отдавались в огромных пустых залах «Медведя Тамарака». Однажды – только однажды – он видел, как в проеме перегородки трюма показался капитан, наблюдавший за его трудом. Когда Дауд остановился и посмотрел на него, капитан кивнул, а потом исчез.

Если Дауд не тренировался и не работал, то проводил время в каюте, которую ему отвел капитан, в офицерской комнате вдали от коек основной команды. Здесь Дауд спал глубоким сном, пока тело отдыхало от трудов на борту корабля, или упражнялся в различных техниках медитации, которые узнал на Островах, сосредотачивая разум, готовясь к грядущим испытаниям.

Время прошло не зря. Когда корабль приближался к конечному пункту, Дауд чувствовал себя спокойным и отдохнувшим, несмотря на все нагрузки.

Корабль обошел западное побережье Серконоса, оседлав быстрое океаническое течение, обегающее южный выступ Островной Империи, а когда вдалеке показался город Карнака, Дауд считал себя готовым к встрече с Чужим. Он спрашивал себя, чувствует ли это Чужой, наблюдает ли за ним, подталкивает ли события к их завершению. В моменты сомнений Дауду казалось, что у него нет свободы воли, что он лишь следует контурам вселенной, что его жизнь с неизбежной обреченностью несется к последнему столкновению.

В каюте Дауд подрезал волосы опасной бритвой и зачесал их назад, загладив маслом из пчелиного воска и жира тивийского медведя, слитого с одной из гарпунных пушек на палубе. Затем он побрился, медленно обнажая лицо, которое не видел уже годами, лицо, которое как будто должно было принадлежать не просто другому человеку, но и другому миру. Закончив, он умылся и встал перед маленьким зеркалом, глядя на старика со старым шрамом, бегущим по правой стороне лица от виска к челюсти.

Он оделся в рубашку с длинными рукавами, затем натянул выцветшую куртку с длинными рукавами и высоким воротником на пуговицах. Поверх – защитный колет из коричневой кожи и, наконец, красный жакет с коротким рукавом, доходивший до колена. Затянул тяжелый коричневый ремень на талии, затем накинул на плечи долгополый плащ, который одолжил у одного из членов команды – удобную одежду с большим капюшоном специально для климата Тивии.