причем необходимо принять все меры, дабы он не причинил вреда кому-либо, ибо он физически сильнее двух любых людей. Расстрел произвести двумя боевыми патронами и одним холостым. Этот приказ имеет императивный характер и абсолютно необходим для сохранения нашего шанса остаться в живых…»[86]

Члены экспедиции Грили. Сидят: четвертый слева А. Грили, пятый Д. Локвуд

Около двух часов пополудни раздались выстрелы, а потом приказ зачитали всему отряду. Все без исключения признали, что Генри заслужил смерть».

Экспедиция Грили вошла в арктические анналы как эталон мужества, терпения и служения долгу[87]. Руководитель, генерал Адольф Грили, всеми уважаемый исследователь, в 1906 году стал первым президентом американского Клуба исследователей[88]. Вторым президентом в 1907–1908 годах был избран доктор Кук. Роберт Пири занимал этот высокий пост дважды: в 1909–1911 и 1913–1916 годах.)

Суда Пири и Свердрупа стояли близко друг к другу, и, кажется, встреча полярных исследователей была неизбежна. Они увиделись 6 октября, когда лейтенант и его местный каюр случайно натолкнулись на полевой лагерь норвежцев. Пири в письме Джозефине вспоминает:

У меня состоялась краткая и сдержанная встреча со Свердрупом…

Отто Свердруп о визите знаменитого американца рассказал подробнее и с видимым удовольствием: «Он приехал по нашим следам прямо к нам, и я спустился к фьорду навстречу ему. Когда мы встретились, он спросил, не я ли капитан Свердруп, на что я ответил утвердительно, и затем мы обменялись рукопожатием и вместе подошли к палатке… Я пригласил его выпить с нами кофе, но он отказался, сказав, что его палатка находится не более чем в двух часах пути отсюда и что он едет домой обедать… Он пробыл с нами несколько минут… Я проводил Пири вниз и наблюдал, как исчезают его сани, управляемые погонщиком-эскимосом…

Приезд Пири был событием дня для нашей палатки. Мы только об этом и говорили и не могли нарадоваться, что пожали руку этому отважному исследователю, даже несмотря на то, что его визит был настолько краток, что мы едва успели снять рукавицы».

Уже 29 октября, используя две недели лунного света, Пири стал перевозить грузы по направлению к форту Конгер.

Робинсон приводит диалог Пири с Хенсоном.

«[Лейтенант] расхаживал взад и вперед по каюте в нервном возбуждении.

“Может быть, в эту самую минуту Свердруп планирует, как, обогнав меня, первым добраться до форта Конгер, – кричал он с заметным раздражением, – я не могу допустить этого!.. Я доберусь до Конгера, опередив Свердрупа, даже если это будет стоить мне жизни”.

Отто Свердруп

“Но, лейтенант, сейчас разгар зимы. Бушуют бури, и на маршруте адски холодно. Не будет ли лучше подождать до весны?” – спросил Мэтт.

“Нет, – неистово вскричал Пири, – любым путем я должен использовать мой единственный шанс и не отдать северную базу сопернику!”»

Такие страсти бушуют в сердце Пири. К счастью, он не умер, но гонка обошлась ему очень дорого.

Последним аргументом против безрассудного ночного похода стала эпидемия среди собак: 30 животных – ровно половина – погибли. И все-таки с 20 декабря по 6 января, 17 дней, Пири, Хенсон и инуиты ползли свои гибельные километры.

Из-за сильного встречного ветра и метели на девятый день они прошли лишь полпути. Через два дня луна покинула небосвод и продукты подошли к концу.

Книга Пири:

29 декабря я стартовал с мыса Лоуренс с легкими санями… надеясь пройти расстояние [до форта Конгер] за 5 дней. Во время первого перехода… береговой лед был довольно хорошим, хотя из-за одного-двух дюймов солевых кристаллов сани шли словно по песку. По мере продвижения припай становился все хуже, пока… не стал практически непроходимым даже для легких саней. Луна светила всего несколько часов в сутки. И даже когда свет был самым ярким, его было недостаточно, чтобы позволить нам выбирать маршрут на морском льду.

К югу от мыса Дефосс мы съели наши последние галеты, а к северу от него – последние бобы. Во время следующего перехода над каналом стал дуть пронизывающий ветер, и один эскимос… окоченел до такой степени, что нам пришлось остановиться… и вырыть нору в снежном заносе, чтобы спасти его. Когда шторм прекратился, я оставил его с другим эскимосом и девятью самыми плохими собаками…

Луна нас полностью покинула… мы шли на ощупь, спотыкаясь, по неровному морскому льду до мыса Бейрд. Здесь мы проспали несколько часов в норе в снегу, затем двинулись через залив Леди Франклин… Мы двигались вслепую, спотыкаясь и падая, через хаос сломанного и вздыбленного льда в течение 18 часов, пока не взобрались на припай на северной стороне. Здесь для еды мы убили собаку.

О строительстве иглу не могло быть и речи, поскольку не было подходящего снега, а полупещера под огромной ледяной глыбой была настолько холодной, что мы могли задержаться в ней только для того, чтобы приготовить чай. Здесь я оставил сломанные сани и девять выдохшихся собак. Сразу на восток от нас на берег вынесло ледяное поле. Оно поднималось над припаем до тех пор, пока его осколки не покрыли 100 футов берегового ската. Все это казалось непроходимым… Вскоре мы обошли это место, и по «ощущению» берега (поскольку мы не видели ничего) я понял, что мы стоим у одного из входов в гавань Дискавери, какого именно – я не мог сказать.

Несколько часов перехода вслепую показали, что это был восточный вход. Мы направились к центру острова Беллот, и в полночь 6 января вползли через полуразрушенную дверь в форт Конгер.

Измученные, но довольные тем, что жуткие испытания ночного перехода по льдам закончились, они зажгли масляную лампу. В дневнике