Вот такие были у неё чистые детские представления. А вот спустя несколько лет, уже в глубоко пионерском возрасте, у меня состоялся очень откровенный и рискованный разговор с одним приятелем. Он тоже, естественно, был пионером (здесь не забываем о том, что пионеры — юные ленинцы). Так этого ещё мало! Не простым он был пионером, а, в отличие от меня, круглым отличником и, к довершению ужаса, — председателем совета отряда! И вот этот человек с двойным дном в доверительной беседе мне заговорщически говорит: «А спорим, что и у Ленина тоже был один недостаток!» Я спорить-то не стал, но, конечно, страшно заинтересовался такой скользкой материей и спрашиваю: «Ну и какой же недостаток?» Он оглянулся — не подслушивают ли родители — и отвечает: «Онанизм!» Я чуть со стула не упал: «С чего это ты взял?!» А он мне и объясняет, что ведь вот была же у Ленина жена! Ну была, и что? А то, что детей-то не было! Значит, всё-таки и у него был один недостаток… Каюсь, он меня убедил.

Любопытно, что в обоих проявлениях любви к Ленину важную роль играло сексуальное начало. Это уж просто фрейдизм какой-то голимый.

* * *

Двух девочек долго, вплоть до восьми лет, учили, чтобы они ни в коем случае не брали никогда конфет у посторонних дядей. А также и у тётей незнакомых не брали, потому что тёти могут оказаться воровками. Ну и научили.

И вот однажды сидят они дома одни. И никакому незнакомому человеку дверь не отпирают, как глупые семеро козлят. И даже несмотря на то, что он уже давно звонит в дверь. И даже уверяет, что никакой он не незнакомый, а совсем наоборот. Что очень знакомый и даже родной, что он их родственник дядя Ваня, только что с поезда. Но проверить это было невозможно. В двери имелся глазок, но девочки до него не дотягивались.

Когда младшей сестрёнке Нюре надоели дядины возгласы, она обратилась к старшей сестрёнке Наде и предположила — а вдруг это правда дядя Ваня? Надя скептически усмехнулась, а всё ж таки призадумалась. А дядя Ваня за дверью продолжал скрестись и взывать. Надя ещё подумала и сказала: «Вот что, Нюра: давай-ка его испытаем». Нюра сказала: «Давай».

Нюра спросила через дверь: «Тогда скажите, как нас с Надей зовут?» Дядя немедленно ответил: «Вас зовут Надя и Нюра». Нюра удивилась и говорит: «Смотри, Надя, он знает! Наверное, это дядя Ваня». Надя подумала и вскрикнула: «Дуры мы, дуры! Мы же только что сами друг друга по именам назвали, вот он и подслушал!» Нюра тоже подумала и на ухо Наде шепчет: «А вот сейчас я узнаю, хороший это человек или хулиган». А потом спрашивает через дверь: «А вы на какой сигнал светофора улицу переходите?» Дядя немедленно отвечает: «На зелёный!» Нюра говорит Наде: «На зелёный он переходит». Надя подумала и сказала: «Притворяется! А вот я сейчас точно узнаю, дядя Ваня это или нет». И спрашивает: «А скажите-ка тогда, какая столица у Франции?» Дядя отвечает: «Париж!» Надя засмеялась, захлопала в ладоши и говорит Нюре: «Ну вот и видно, что никакошенький это не дядя Ваня! Мама же, помнишь, говорила, что дядя Ваня — пьяница и дурак. А этот умный. Значит, не дядя Ваня».

Дядя за дверью немедленно заорал: «Слушай, ты, Надя! То, что столица Франции Париж, каждый дурак знает!» Нюра спрашивает: «А вы пьяный?» Дядя кричит: «Пьяный, пьяный!» Надя подумала и требует: «А вот дыхните-ка в замочную скважину!» Дядя же, по счастию, на вокзале действительно выпил рюмочку-другую в буфете. Он дыхнул. Надя понюхала и говорит Нюре: «Действительно пьяный». Нюра добавляет: «И дурак. Может, пустим?» Надя говорит через дверь: «А вы тогда станьте под окно, мы на вас посмотрим». Дядя вышел из подъезда и стал под окном. Девочки подбежали к окну и стали смотреть. Надя встала на табуретку и кричит в форточку: «А вот и обманываете, что с поезда! А где же тогда ваши вещи?» Дядя отвечает: «Да я их возле вашей двери оставил!» Надя кричит: «Стойте на месте, мы проверим». Нюра сбегала, посмотрела в скважину и подтвердила, что есть чемодан.

Тогда девочки наконец поверили. Да что толку? Всё равно родители их закрыли на ключ снаружи и изнутри открыть дверь было нельзя. Впрочем, через несколько часов родители вернулись и впустили дядю.

* * *

В своей знаменитой сказке про Питера Пэна Джеймс Барри описывает фей как существ, хотя и пакостливых, но крайне субтильных и очень тщедушных. Дело доходит до того, что стоит какому-нибудь смышлёному ребёнку сказать, что он не верит в существование фей, как одна из них немедленно умирает. Очень глупо с её стороны, если, конечно, Барри в этом случае не привирает.

Совсем другое дело — наши отечественные маги и колдуны. Эти-то не умрут, не дождётесь! Множество соотечественников твердит, что не верит в магов и колдунов, а те от этого только размножаются. Кроме профессиональных колдунов появляется множество любителей, и до того дошло, что уже почти в каждом офисе или цехе. В том числе, конечно, и литературном цехе поэтов, прозаиков и сценаристов.

Жила в городе одна писательница, назовём её Наташа. Очень милая и к тому же смышлёная, преподавательница литературы в Уральском университете. И вот однажды сидит она дома в декретном отпуске с маленьким ребёнком в самом паршивом настроении. Потому что она простужена, чихает, кашляет и сморкается. И ребёнок то же самое — чихает, кашляет, сморкается и беспрестанно хнычет. И тут ей звонит другой писатель, назовём его Саша. И что-то начинает впаривать про Кастанеду и типа того. Она ему отвечает: «Саша, отвали со своим Кастанедой, мы болеем». А тот говорит: «Ну сейчас я вас вылечу».

Вскоре он приезжает с самым таинственным видом и сразу требует, чтобы пациентка села на тахту, предварительно сняв лишнюю одежду. При последних словах Наташу начинает разбирать смех. Но Саша сердится и кричит, что смеяться нельзя ни в коем случае, иначе не подействует, а то и окаменеть можно. Он объясняет, что не требует догола, просто чтобы минимум одежды на ней и на ребёнке. Ну ладно, она остаётся в одном халатике, а ребёнка заворачивает в одну пелёнку. Саша выпивает стаканчик урины, закусывает её парой сушёных мухоморов для открытия всех чакр, затем целой головкой чеснока для защиты от злых духов, снимает одежду, надевает длинный парик, достаёт бубен и начинает ритуальный танец. И долго длится пляс ужасный, и жизнь проходит пред тахтой безумной, сонной и прекрасной и отвратительной мечтой, и смех разбирает Наташу всё сильнее, но она не хочет обидеть Сашу, она сдерживается. Отворачиваться или закрывать глаза тоже не сметь! Наташа судорожно сжимает мышцы глотки и гортани, прикусывает язык, задерживает дыхание. Длится это по часам пятнадцать минут, по внутреннему ощущению — вечность.

Наконец потный Саша говорит, что процедура закончена, одевается и уходит. Наташа долго хохочет, потом проветривает пропахшее чесноком помещение и вдруг чувствует, что катаральные явления как будто ослабли. Она сказала, что поверила бы в Сашины способности, если бы ребёнок тогда тоже выздоровел, но он по-прежнему чихал, кашлял и хныкал. Своё же исцеление Наташа приписывает беспрецедентному пятнадцатиминутному сдерживанию хохота. Может, типа там перенапряжение мышц, усиленное кровообращение, вследствие чего — усиление иммунной активности и всё такое…

* * *

Одна женщина спит и видит во сне море: волна за волной, волна за волной… Ну, понесло… Видит море, как известно, писатель Дима Рябоконь, а волна за волной — это вообще из фильма «День радио». Но женщина точно спит, и ей приснился шум дождя. Но она сквозь сон помнит, что вообще-то зима на дворе, и потому удивляется такому шуму. Зовут её, кстати, Татьяна Ларина. Имя настоящее, фамилия вымышленная. И я охотно объясню почему именно такая фамилия дана героине. Это не из Пушкина, а из сериала «Улицы разбитых фонарей». Там был такой милиционер, Ларин. А наша Татьяна тоже милиционерка, только в отличие от Ларина она не капитан, а целый майор. Правда, в отставке, она из милиции незадолго до этого ушла.