15 сентября 1942 года, вторник, 10.30 утра. Может быть, Господи, все вместе — слишком много. Теперь я вспомнила, что человек имеет и тело тоже. Я думала, что мой дух и сердце все выдержат сами. Но, напомнив о себе, тело сказало «Стоп». Лишь теперь ощущаю, как много ты дал мне пережить, Господи. Так много прекрасного и так много тяжелого. И тяжесть, как только я была готовой нести ее, снова превращалась в прекрасное. Зачастую прекрасное, великое переносить было труднее, нежели страдания, ибо оно было потрясающим. Как много страдать и любить способно маленькое человеческое сердце, Господи! Я очень благодарна тебе за то, что ты именно мое сердце в это время избрал для познания всего, что необходимо познать. Может, и хорошо, что я заболела. Правда, еще не примирившись с этим фактом, я немного ошеломлена, беспомощна, потеряна, но в то же время пытаюсь выскрести из всех уголков моего существа немного терпения, другой род терпения для совсем другого, нового состояния. И я опять использую мою старую, испробованную методику: время от времени на этих голубых линейках разговаривать с самой собой. Разговаривать с тобой, Господи. Хорошо ли это? Вне заботы о людях мне нужно лишь говорить с тобой. Я так сильно люблю людей, потому что в каждом из них люблю частицу тебя, Господи. Я везде в людях ищу тебя и нахожу. И я стараюсь откапывать тебя в сердцах других людей. Но сейчас мне необходимо терпение, много терпения и здравомыслия, это будет нелегко. И с этих пор я должна буду все делать одна. Все лучшее, все благороднейшее, что осталось от моего друга, от человека, разбудившего во мне тебя, отныне находится у тебя. В обеих комнатах, где я испытала величайшую в моей жизни радость, остался лишь по-детски беззащитный, истощенный старик. Стоя у его изголовья, я стояла перед твоей главной загадкой, Господи. Пошли мне целую жизнь, чтобы все это постичь. В то время как сижу тут и пишу, я чувствую, что это хорошо, что я должна здесь остаться. В последние месяцы я жила очень интенсивно и, как мне стало впоследствии ясно, — истратила за это время весь свой жизненный запас. Быть может, я была слишком безрассудна в своих внутренних выходящих из берегов переживаниях? Нет, я не была слишком безрассудна, я прислушивалась к твоим предостережениям.

3 часа дня. И снова передо мной дерево. Дерево, которое могло бы написать мою биографию. Однако это больше не то же самое дерево, или это только мне кажется, потому что я сама больше не та, какой была? В метре от моей постели стоит его книжный шкаф. Мне нужно лишь протянуть левую руку, и я держу уже Достоевского, или Шекспира, или Кьеркегора. Но я не протягиваю руку. Сильно кружится голова. Ты поставил меня перед своей последней загадкой, Господи. Благодарю тебя за это. У меня есть силы на то, чтобы, сталкиваясь с такими вопросами, знать, что никакого ответа на них нет. И нужно суметь выдержать эту твою загадку.

Думаю, мне следует весь день спать, спать, освободившись от всего, что у меня на душе. Доктор вчера сказал, что я веду слишком интенсивную внутреннюю жизнь, что мало живу на земле, почти уже на границе с небом, и мое тело не выдерживает этого. Возможно, он прав. Последние полтора года, Господи! И последние два месяца! Они сами по себе как целая жизнь. Я не прожила и часа, о котором бы не сказала: «Разве не стоит этот час всей жизни, даже если я сейчас должна буду умереть?» И у меня было много таких часов. Почему мне нельзя жить и на небе? Ведь если есть небо, тогда почему нельзя на нем жить? В сущности, скорее все наоборот — это небо живет во мне. Надо подумать о словах «внутренняя вселенная» из стихотворения Рильке.

А сейчас надо все оставить и заснуть. Так кружится голова. Что-то не в порядке в моем теле. Очень хотела бы поскорее выздороветь. Но я все приму из твоих рук, Господи, таким, как оно будет. Я знаю, что это всегда хорошо. Я познала, что, пока несешь всю эту тяжесть, ее можно превратить в добро.

Ты видишь, я все еще страдаю от того же недуга: не могу решиться покончить с писанием. В последний момент хотела бы еще найти единственную, спасительную формулу. Найти одно-единственное слово для всего, что во мне есть, для переполняющих меня щедрых чувств, найти слово, способное выразить все. Господи, почему ты не сделал меня поэтом? Нет, ты сделал меня поэтом, и я буду терпеливо ждать, пока во мне не взойдут слова, которыми я смогу свидетельствовать, что жить в твоем мире, Господи, прекрасно вопреки всему, что мы, люди, причиняем друг другу.

Думающее сердце барака.

Вторник, час ночи[42]. Я как-то написала, что хотела бы прочесть твою жизнь до последней страницы. Теперь она прочитана до конца. И я чувствую странную радость от того, что все вышло именно так, иначе не могло бы во мне быть такой силы, радости и уверенности.

Теперь ты лежишь там, в своих двух маленьких комнатах, ты, любимый, добрый, большой. Однажды я написала тебе о том, что мое сердце, как свободная птица, всегда будет лететь к тебе с любого места земли и всегда будет находить тебя. А в дневнике Тидэ я записала, что ты настолько стал частью изгибающегося надо мной неба, что мне надо лишь поднять глаза, чтобы оказаться рядом с тобой. И если бы, сидя в подземной камере, я увидела над собой развернувшийся кусок неба, то мое сердце, как свободная птица, полетело бы туда. И, знаешь, поэтому все так просто, страшно просто, прекрасно и наполнено смыслом.

Хотела спросить тебя еще о многих-многих вещах, хотела еще у тебя учиться. Отныне я должна все делать одна. Знаешь, я чувствую себя такой сильной, я справлюсь со своей жизнью. Силы, которыми я располагаю, высвободил во мне ты. Ты научил меня непринужденно произносить имя Господа. Ты был посредником между Богом и мною, а теперь, когда ты, мой посредник, ушел, моя дорога ведет меня прямо к Богу. Это хорошо, я чувствую это. И теперь хочу сама стать посредником для тех, до кого смогу дотянуться.

Сижу сейчас при свете маленькой лампы за моим письменным столом. На этом месте я так часто писала тебе и о тебе. Мне надо сказать тебе что-то особенное. Я еще никогда не видела мертвого человека. В этом мире, где каждый день умирают тысячи, я не видела ни одного мертвого. Тидэ говорит, что это только одна «оболочка». Я знаю это. Но то, что ты первый увиденный мною покойник, я ощущаю, как что-то очень значительное, великое.

С главными, важнейшими вещами в эти дни происходят страшные бесчинства. Целые толпы людей от страха быть угнанными заболевают или притворяются больными. Многие от страха лишают себя жизни. Я благодарна, что твоя жизнь завершилась естественным образом. Что страдания, выпавшие на твою долю, закончились. Тидэ говорит: «Эти страдания были на него возложены Богом, и теперь он избавлен от страданий, уготованных ему людьми». Ты, утонченный, добрый человек, наверное, не смог бы это выдержать? А я могу. Я это выдержу и тем самым продолжу, передам твою жизнь дальше.