– Вы изволите продолжать трапезу, милорд, или подождете, пока дамы уедут?

Граф Роберт сидел, откинувшись на спинку стула, и, готов поклясться, с трудом сдерживал смех.

– Знаете, вам бы стоило пойти прилечь, Амос, – сказал он. – А за обед не переживайте. Никто тут не умрет от голода. – А потом, еще до того, как мистер Амос успел услать меня на кухню, он повернулся и поманил меня пальцем. – Ты, – сказал он, – ступай в библиотеку и скажи молодой даме, которая там дожидается, что через десять минут она должна присоединиться ко мне на конюшне.

Когда я уходил, он как раз одаривал мистера Амоса любезной, непостижимой улыбкой.

Антею я обнаружил в библиотеке – она, явно сердясь, сидела перед экраном компьютера.

– Насчет всех этих здешних каверз они были совершенно правы, – сказала она мне. – Текст так и скачет, а когда я его возвращаю обратно, он уже совсем другой.

Я передал ей просьбу графа Роберта, и она подскочила, сияя.

– Здорово! А как отыскать конюшню в этом лабиринте?

– Я тебя провожу, – сказал я.

Мы пошли окольным путем и всю дорогу проговорили. Я рассказал про экраны в погребе.

– Полагаю, твой компьютер начал дурить именно в тот момент, когда Кристофер нажал на кнопку, – сказал я. – Я сразу понял, что там не обошлось без волшебства.

– Вполне возможно, – ответила она. – Получается, что этот грушевидный дворецкий регулярно устраивает потрясения на мировом финансовом рынке? Спасибо. Роберт очень обрадуется, когда об этом узнает.

– А как ты познакомилась с графом Робертом? – спросил я.

Сестра улыбнулась:

– В университете, разумеется. И с Хьюго тоже – хотя он постоянно мотает лекции, чтобы сбегать на свидание к Фелиции в ее школу. С Робертом мы встретились на первой же лекции по волшебству и с тех пор неразлейвода.

– Вот только, – сказал я, – графиня утверждает, что граф Роберт должен жениться на какой-то леди Мэри, которая скоро сюда приедет.

Антея улыбнулась – улыбка была счастливая и уверенная.

– Поглядим. Ты еще увидишь, что Роберт такой же упрямый, как и его жуткая мамочка. Да и я не лучше.

Я немного подумал.

– Ну а мне-то что делать, Антея? Оставаться здесь в качестве Постигающего я не могу, в школу меня дядя Альфред не отправит, потому что с пробкой я поступил вовсе не так, как он велел, – да и вообще, он же узнает, что я теперь знаю, что он мне наврал. Так и что мне делать?

– Не переживай, Конрад, – сказала Антея. – Побудь здесь еще немножко. Побудь, подожди. Роберт все устроит. Это я тебе обещаю.

Тут мы как раз дошли до двора конюшни, где ждал граф Роберт в красной спортивной машине. Сестра бросилась ему навстречу, радостно махая рукой. Я отошел в сторонку. Похоже, она верила ему безоговорочно. А вот я – нет. Я никак не мог себе представить, что человек вроде графа Роберта сможет разобраться во всех этих хитросплетениях. А вера Антеи основывалась на одном: на любви.

Следующие два дня выдались очень странными и суматошными.

Антею я почти не видел – разве что когда она пулей вылетала из верхней залы после завтрака. Почти все время она где-то разъезжала с графом Робертом на его спортивной машине. В библиотеку они, по-моему, и вовсе не заглядывали. А к завтракам, обедам и ужинам граф Роберт не приходил, так что его я не видел вовсе. Хьюго – другое дело. Я то и дело на него наталкивался – он бродил по замку, тоскуя по леди Фелиции.

Поскольку Семейство временно не нуждалось в столовой, мистер Амос стал использовать ее для обучения лакеев-актеров. Меня, Кристофера, Эндрю и Грегора он продержал там все первое утро – мы сидели за столом, изображая Семейство, а Манфред и остальные разливали воду по винным бокалам, подавали нам сухофрукты и сливочный крем на тарелках. Нужно отдать им должное – эти актеры схватывали все на лету. К вечеру Франсис один-единственный раз уронил ложку, когда подавал мне крем, и больше уже никто (кроме Манфреда) не спотыкался и не падал. Правда, на вкус ужин оказался так себе.

Кристофер выразил и мои чувства тоже, когда, ковыряя вилкой картофель под сыром, сказал:

– Знаешь, Грант, как-то у меня не получается забыть о том, что это сливочный крем.

Пока он ковырял, еда у него на тарелке превратилась в печень и цветную капусту. Поскольку всю середину дня мистер Амос в поте лица перевоспитывал актеров, мы знали точно, что он не мог спуститься в погреб и нажать на квадратную кнопку. Выходит, виновником этих изменений был Кристофер. Я ждал, что он начнет меня уговаривать вечером еще раз сходить с ним в погреб. И собирался сказать на это решительное «нет». С меня хватило. От одной мысли об этом чужеродном, технологическом волшебстве у меня мурашки бежали по коже – а еще более жуткой была мысль, что мистер Амос может нас там застукать.

Но Кристофер сказал только одно:

– Там, где находится Милли, наверняка происходят такие же перемены. И если я ее в ближайшее время не вытащу, она может потеряться навсегда.

Ночью я наполовину проснулся и услышал, как он на цыпочках крадется в сторону запретной части чердака.

Не знаю, сколько он там проторчал, но утром я его едва добудился.

– Ну, как успехи? – спросил я, пока мы собирали обувь.

Кристофер покачал головой:

– Я ничего не понимаю, Грант. Сегодня вообще не было никаких перемен, хотя я просидел там целую вечность.

Тут открылись двери лифта, и мы оказались в толпе актеров, разыгрывавших сцену из «Одержимых». Была у актеров такая странность: им настолько нравилось играть, что они играли не переставая. Когда они не разыгрывали сцены из всяких спектаклей, то разговаривали уморительными голосами и подражали разным людям. А в лифте играть как раз было очень удобно, потому что там их не видели ни мистер Амос, ни миссис Балдок. Соответственно, в лифте теперь постоянно либо шел отрывок из какой-нибудь пьесы, либо кто-нибудь говорил: «Нет, милочка, лучше всего сыграть эту сцену вот так…» – и сцену тут же разыгрывали. В промежутках в лифте катался вверх-вниз угрюмый Хьюго – вид у него был такой, что лучше не подходить. Мы с Кристофером уже смирились с тем, что проще топать по лестнице.

Кроме того, в подклети толпилась штатная прислуга – в надежде хоть одним глазком увидеть кого-то из актеров. Все горничные успели по уши втрескаться в новоиспеченных лакеев. Первое место по популярности держал Франсис, а за ним шел Манфред, темноволосый и одухотворенный, но даже и мистеру Прендергасту перепадало немало хихиканья, хлопанья ресницами и робких просьб дать автограф – а уж он с виду был чудик из чудиков.

– Все дело в гриме, Грант, – пояснил мне Кристофер. – Он действует как любовное зелье. Ну, что я тебе говорил? – добавил он, когда мы столкнулись по очереди с тремя штатными лакеями, мистером Максимом и мальчишкой-разносчиком, – все они желали знать, не видели ли мы нынче утром Фэй Марли.