6.18 C. 14. Я весь как-то сник и растерял душу. —

Розанов писал о себе: «Какой-то я весь судорожный и – жалкий. Какой-то весь растрепанный: / Последняя туча рассеянной бури… / И сам себя растрепал Когда это сознаешь (т. е. ничтожество), как чувствуешь себя несчастным» («Опавшие листья», короб 1-й).

Сникает и герой Гамсуна, хватая при этом себя за горло (ср. 10.2): «Но когда я вернулся в свое жилище, в эту сумрачную дыру, весь вымокший от сырого снега, моя воинственность вдруг исчезла, и я опять сник. я плакал, хватал себя за горло, дабы наказать себя за подлую выходку, и каялся» («Голод», гл. 3). У того же Гамсуна есть конкретно «как-то сник»: «Его злость прошла, он как-то сник и, уронив голову на руки, затрясся как в ознобе от беззвучных рыданий» («Мистерии», гл. 18).

6.19 C. 15. Я ведь… из Сибири, я сирота… —

Как следует из биографических сведений, писатель Венедикт Ерофеев родился в Мурманской области. В 1946 г. отец был арестован и сослан в лагерь, а мать уехала от детей в Москву, чтобы избежать нищеты и возложить материальные заботы по их воспитанию на государство, после чего будущий автор «Москвы – Петушков» оказался в детском доме города Кировска Мурманской области (Фролова Н. [О Вен. Ерофееве] // Театр. 1991. № 9. С. 74, 76); отличные от приведенных сестрой писателя сведений см. в интервью самого Ерофеева: Сумасшедшим можно быть в любое время // Континент. 1990. № 65. С. 411–412; Нечто вроде беседы с Венедиктом Ерофеевым // Театр. 1989. № 4. С. 33.

У литераторов есть схожие признания, например у Достоевского слова Раскольникова в полицейском участке: «Вникните и в мое положение… Я бедный и больной студент, удрученный бедностью. Я бывший студент, потому что теперь не могу содержать себя, но я получу деньги…» («Преступление и наказание», ч. 1, гл. 2); и у Евтушенко: «Откуда родом я? / Я с некой / сибирской станции Зима» («Откуда родом я?», 1957).

В оперном контексте, а также с учетом «бездомности» (см. 4.37) и «унылости» (19.4) вспоминается романс неприкаянного сироты Владимира Дубровского из оперы Эдуарда Направника «Дубровский» (1895), либретто Модеста Чайковского:

(д. 1, карт. 2, явл. 4)

В 1940–1950-е гг. партию Дубровского в Большом театре исполнял Иван Козловский (см. 6.3).

6.20 Все трое подхватили меня под руки и через весь зал – о, боль такого позора! – через весь зал провели меня и вытолкнули на воздух. —

Сцена соотносится с арестом Иисуса Христа в Гефсиманском саду: «Тогда подошли, и возложили руки на Иисуса, и взяли Его. В тот час сказал Иисус народу: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять Меня; каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня» (Мф. 26: 50, 55; см. также Мк. 14: 46, 48; Лк. 22: 52; Ин. 18: 12); и с шествием Христа на Голгофу: «И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним повели Его на распятие» (Мф. 27: 30–31; см. также Мк. 15: 19–20; Ин. 19: 16).

У Мандельштама есть предупреждение «маленького человека» Парнока – как и Веничка, слабого, беззащитного, с щепетильным сердцем – о том, что он рано или поздно будет отторгнут от общества: «Выведут тебя когда-нибудь, Парнок, – со страшным скандалом, позорно выведут – возьмут под руки и фьюить – из симфонического зала, из общества ревнителей и любителей последнего слова, из камерного кружка стрекозиной музыки, из салона мадам Переплетник – неизвестно откуда, но выведут, ославят, осрамят…» («Египетская марка», 1927).

6.21 C. 15. О, звериный оскал бытия! —

Модификация газетного штампа «звериный оскал капитализма» (о бездушии и жестокости западных акул большого бизнеса). У Довлатова: «Майн гот! – воскликнул Рымарь. – Это же звериный оскал капитализма!» («Чемодан», 1986). Звериный оскал имели смежные капитализму колониализм и контрреволюция: «…Черные силы империализма организовали контрреволюционный мятеж в Венгрии и агрессию против Египта, еще раз показав звериный оскал колониализма и контрреволюции» (из доклада академика М. Б. Митина на торжественном заседании партийных и общественных организаций и научной общественности, посвященном 100-летию со дня рождения первого в России пропагандиста марксизма, выдающегося деятеля русского и международного рабочего движения Г. В. Плеханова. Большой театр, Москва, 11 декабря 1956 г. // Красная звезда. 1956. 12 декабря).

Однако несправедливо было бы сводить употребление данного клише только к антигазетным выступлениям Венички. В Ветхом Завете Давид просит Господа: «Не удаляйся от меня; ибо скорбь близка, а помощника нет. Множество тельцов обступили меня; тучные Васанские окружили меня, раскрыли на меня пасть свою, как лев, алчущий добычи и рыкающий» (Пс. 21: 12–14). Далее, в плаче о земле Израиля: «Разинули на тебя пасть свою все враги твои, свищут и скрежещут зубами Разинули на нас пасть свою все враги наши» (Иер. 2: 16, 3: 46).

Вспоминается и из Мандельштама: «Мне на плечи кидается век-волкодав, / Но не волк я по крови своей» («За гремучую доблесть грядущих веков…», 1931). Попутно замечу, что в этом же стихотворении развивается и «мотив чаши»:

7.1 C. 15. К поезду через магазин. —

И. Паперно и Б. Гаспаров в статье «Встань и иди» (Slavica Hierosolymitana. 1981. № 5–6. С. 395) рассматривают это предложение как русский вариант следующего ниже восклицания «Дурх ляйден – лихт» (см. 22.4).

7.2 Что было потом – от ресторана до магазина и от магазина до поезда – человеческий язык не повернется выразить. …два этих смертных часа. —

В Новом Завете, в сцене казни Христа упоминается трехчасовое солнечное затмение, на период которого действие останавливается: «От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого» (Мф. 27: 45; см. также Мк. 15: 33; Лк. 23: 44–45).

7.3 …давайте почтим минутой молчания… —

Традиционный для официальной советской пропаганды обряд поминовения погибших или умерших героев войны и труда. В мемуарах Н. П. Окунева читаем о смерти и похоронах Ленина в 1924 г.: «Из центральных пунктов по всем передающим радио и по всем телеграфным аппаратам СССР был передан сигнал: „Встаньте, товарищи, Ильича опускают в могилу!“ – и везде работа резко обрывалась. Наступала торжественная тишина, но через 4 минуты давался новый сигнал: „Ленин умер – ленинизм живет!“ – работа опять началась. Все эти штуки устраивала особая комиссия по устройству его похорон под председательством Дзержинского, обычного председателя всяких чрезвычайных комиссий» («Дневник москвича», 1924).