Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И как только ты их раньше не пробовала?
— Да уж, я много потеряла.
— А с лекарствами ты как поступал? — очень серьезно интересуется Борха, попивая кофе.
— Выкидывал в унитаз, когда ходил по нужде.
— И прикрывал какашками сверху, для маскировки. — Фатима рассасывает очередную конфетку.
— Смейся-смейся, но именно так я и делал. Никто не отваживался проверять, когда я выходил. Безотказный метод.
Фатима хохочет так громко, что Мич поднимает лай.
— Какая мерзость, че! — Фатима морщится и затыкает нос. И все-таки видно, что Серхи нравится ей все больше.
— Фати, я же серьезно. Я к этому так привык, что, когда мне не дают таблеток, у меня запор начинается.
Борха отпускает еще одно черное и горькое замечание — такое же, как кофе в его чашке:
— Не думаю, что твоим родителям приятно было бы узнать, что они выбрасывают деньги на твое лечение в толчок, это уж точно.
«Он никогда не терпел веселых компаний», — вспоминает Кармела.
— Наоборот, они в восторге. — Стрелы Борхи вовсе не задевают Серхи. — Если бы я принимал лекарства, я бы вылечился, и тогда они не могли бы от меня отдыхать, пусть и на короткое время. У всего есть положительная сторона и отрицательная сторона — не считая Фати, у которой все стороны положительные.
— Вот клоун! — Девушка смеется.
— Ну да, что есть, то есть, — признаёт Серхи.
Толстяк присаживается на складной стул, который сразу начинает жалеть о своем предназначении, когда тонкие ножки прогибаются под грузной тушей. Загорается экран компьютера, стоящего на маленьком столике.
— Серхи, сумеешь подключиться? — спрашивает Нико.
— Сумею, не сумею, сумею, не сумею, — бормочет парень, почесывая горло.
Серхи обладает способностью устраиваться на новом месте так, как будто он у себя дома, — замечает Кармела, и тонкая пижама лишь усиливает это впечатление. — Ты в детстве так не играл? Быстро-быстро повторяешь: «Знаю, не знаю, знаю, не знаю…» Очень быстро, а когда запинаешься — вот тебе и ответ.
— Знаю, не знаю, знаю, не знаю, знаю, не знаю, знаю… — произносит Нико безошибочно и отчетливо.
— Дайте я попробую, — вмешивается Фатима. Она еще сосет конфетку и запинается, едва начав.
— Ты остановилась на «не знаю», — отмечает Серхи и нажимает какую-то клавишу.
— Ну вот что, — вздыхает Борха. — Я думаю, что теперь, когда весь мир полетел к черту, мы можем позволить себе говорить глупости.
Тишина кажется вечной спутницей его слов. На этот раз она продолжается дольше обычного.
Нико наливает себе вторую чашку и слоняется от группы к группе, как будто проверяя работу. Сейчас он наклоняется над Кармелой:
— Как успехи?
— Так себе. Дело сложное. Похоже на истории болезни пациентов, но эти графики…
— Да, истории болезни, — констатирует Борха. Он наливает водку в пластиковую чашку из-под кофе. — И больше никаких загадок.
— А что не так с этими графиками? — спрашивает Нико, словно не слыша разъяснений Борхи.
Кармела двигает мышкой, разворачивая длинный ряд абсцисс и ординат с ломаными поднимающимися линиями — похоже на рост прибылей успешной компании.
— Мне это напоминает графики ТВП.
— Что такое ТВП? — спрашивает Нико, и теперь уже Борха игнорирует его слова.
— Дорогая, миллионы графиков построены так же, как и графики ТВП. — Он обращается только к Кармеле. — Миллионы. — Борха отпивает глоток.
— ТВП — это предложенная Манделем теория взаимоповедения, — объясняет Кармела.
— Ага, «взаимоповедение», — понимающе кивает Нико. — При мне он никогда не называл ее ТВП, только «взаимность»: «Нико, у меня завтра пара лекций по взаимности…» — Художник улыбается.
— Альковные секретики, да? — Борха порозовел от выпитого.
Наступает ледяное молчание. Кармела закрывает глаза, чтобы собраться с силами. Ей хочется что-нибудь сказать, чтобы успокоить Нико, но бывший полицейский в помощи не нуждается.
— Да. — Он смотрит на Борху с улыбочкой. — Воркотня влюбленных.
— В лесу… как будто… мир наступил. — Дино сидит у окна, сейчас его вахта. — Нехороший такой мир… Ни единого зверя не видно.
— Да ведь сейчас ночь, приятель, — успокаивает Борха. — Что ты хочешь увидеть?
— Io вижу зверей и по ночам. — Дино кладет руку на свою волосатую грудь. — Я живу в лесу. Сторожу тут, мне нравится охота. Я знаю сьерру. Сейчас — ненормально. Нет, ненормально. И Мич беспокоится. — Он чешет псу шею, Мичу это приятно. — Мне так не нравится.
Одинокая муха, возможно привлеченная мерцанием экрана, кружит перед компьютером; Кармела ее отгоняет. Кажется, что графики будут тянуться бесконечно, однако внезапно их рисунок меняется. Кармела указывает Борхе на экран:
— Смотри сюда: «П2 в сравнении с П». «П в сравнении с П»…
— И что?
Кармела обращается к Борхе, но при этом старается, чтобы Нико понимал, что и он участвует в разговоре: Кармела чувствует, что на Борху накатывает острый приступ тупоумия.
— В этологической статистике буквой «П» мы обозначаем позвоночных.
— А здесь это может обозначать «Пузырь» или «Полорогий». — Борха высокомерно пожимает плечами и закидывает ногу на ногу. — Не знаю, это как искать у кота пятую лапу.
— А их и есть пять, — уточняет Серхи, роясь в интернете. — Вместе с хвостом.
— Совершенно верно, спасибо, Эйнштейн. — Борха салютует толстяку стаканом водки.
— «Лимит Б», — читает Кармела под следующими графиками. — Такого обозначения я никогда не видела. Не знаю, — наверно, тут бы нам пригодилась помощь психиатра… Кое-что здесь напоминает мне ТВП, но математические выкладки слишком сложные…
— Послушайте, а вы сумеете изложить мне эту теорию так, чтобы я понял? — спрашивает Нико. — Про взаимное поведение. Мандель терял со мной терпение, ему всякий раз приходилось начинать сначала.
— Эту теорию Мандель разработал, изучая перепончатокрылых — пчел и муравьев, — приступает к изложению Кармела. — Смысл в том, что типы поведения соседних экземпляров примитивным образом связаны.
— Как у электронных пар в физике? — Серхи перестает стучать по клавишам.
— Ну… хоть слово то же самое — «взаимосвязь», напрямую сравнивать это не стоит.
— Какой ты умный, Серхи! — восторгается Фатима.
— Мандель имел в виду, что в поведении пчел и муравьев могут возникать шаблоны, обусловленные местностью и поведением каждой отдельной особи: формирование роя, защита муравейника, муравьиные цепочки, передающие еду… — продолжает Кармела. — Мандель даже пытался дать объяснение нашествиям саранчи, когда безобидные кузнечики внезапно начинали коммуницировать между собой…