Слава бежит впереди него, заглядывая в глаза, как мать бывшего наркомана, которая летела наперерез автомобилям, чтобы догнать и поблагодарить:

– Отец должен вами гордиться!

Как там у Бориса Рыжего?..

5

Татищев приходил на Урал дважды. Первые два с половиной года ушли на то, чтобы вникнуть в незнакомое дело, наладить связи в интересах казны, основать новое, не уничтожив старого. Полномочий у горного начальника вроде бы немало (это вам не екатеринбургский мэр из будущего), но с местными «королями» отношения не складываются – точнее, складывается вполне определённая вражда. На Урале что тогда, что теперь пришлых не любят, особливо если те ведут себя независимо, заслуг не почитают, а поручения передают через приказчиков. Отец, сын и несвятой дух Демидовы, знаменитое семейство уральских промышленников, олигархи-первопроходцы, не спешили возлюбить капитана от артиллерии. Задолго до того, как Василий Никитич отплыл на струге из Москвы, Демидовы успешно хозяйничали на Урале: искали руду, ставили заводы, давали казне металл. Дело было налажено так, что казённые заводы проигрывали частным, демидовским, по всем статьям. Что Никита, что сын его Акинфий и сами трудились ровно каторжане, и от работников требовали такого же старания. Все свои привилегии заработали горбом и усердием, а не токмо умом да хитростью. Личный защитник Демидовых – государь Пётр I, запретивший воеводам вмешиваться в дела уральских заводчиков. Что уж говорить про обычный люд – искателей, пытающих недра земли, чужих работников или вот этого капитана от артиллерии, Татищева!

(А и фамилие у него, кстати, говорящее, нет? Татище – от слова тать, вор. И пусть потомки будут настаивать на том, что это, дескать, императив: тать ищи – ищи вора, Демидовым пришлась бы по вкусу первая, очевидная версия.

То есть, может, и не вор, но свой интерес беспременно имеет – понеже не встречались отцу и сыну Демидовым благородные служители казны, ея преданные сторонники…)

Вот и получалось, что земля уральская принадлежала государству, тогда как тем, что находилось в ней, всецело распоряжались Демидовы. Кто попробует нарушить это правило, тот на себе испытает крутой нрав хозяев медных гор и рудных земель. Петербург далёко, почта идёт долго, курьера от жалобщиков завсегда перехватить можно.

Чуть-чуть не успели горнозаводчики прибрать к рукам казённые заводы в Алапаевске и Каменске, застолбить земли по Чусовой, Тавде и Пышме – помешало тому явление Василия свет-Ники-тича, который взялся за дело столь рьяно, что у Демидовых темнело в глазах. Доносили, что выбрал место под новый завод на Исети. Что поднимает старые, негодные. Что требует от всех отчётности и не спешит кланяться.

Решили Демидовы прикормить опасного капитана – намекнули через третьи руки, седьмые уши, десятые уста. Пусть, дескать, не спешит с новыми заводами и не заводит своих порядков. А уж они ему готовы дать «довольные обещания».

Да вот только господин исполнитель взятку презрел и двигался в выбранном направлении всё дальше и дальше. Демидовы принимали на работу в заводы беглых крестьян, опальных стрельцов, пленных шведов – с этим Татищев смириться мог, потому как защиту сей люд получал пожизненную, а Василий Никитич всегда заботился шибче о людях, чем о вещах. Но вот что переманивали к себе лучших мастеров, ловили и наказывали рудознатцев, отбирая найденное, что не пускали на свои земли геодезистов, велели бить смертельно кнутом крестьян, нанятых Татищевым для сопровождения грузов по Чусовой, что сгоняли нанятых людей с нового прииска – этого горный начальник терпеть не пожелал. Вот так и поссорились Акинфий Никитич с Василием Никитичем – заочно. Вначале перебрасывались депешами да на словах доносили одному от другого всевозможные оскорбления… Дворянин Татищев и – на тот момент пока ещё простолюдин, хоть и в короне – Демидов сцепились намертво, не видя и не зная друг друга. Никита Демидович жил тогда в родных своих тульских землях, но, узнав о масштабах розни, приехал на Урал разбираться.

Шестого июня 1721 года Татищев отправляет Акинфию Демидову Указ:

«Господин камисар Демидов Уведомлены мы, что ты купил землю у крестьянина Чесовской слободы (Уткинская и Сулемская то ж), которую нам отдали из губернии для строения судов и во оном урочище на речке Шейтанке строишь ты пилную мелницу. И хотя оное тебе для строения судов весьма нужна, однако ж не надлежало тебе оной мелницы бес указу государственной Берг-коллегии и нашего известия строить».

А после добавляет со всею строгостью:

«Велено нам с заводов твоих доправить десятой пуд и, доправя, принять на денежной двор немедленно. Того ради по получению сего зделать тебе ведомости: колико у тебя на заводех в 1720 г. железа какова обрасца зделано или каких других припасов сковано и вылито и куда в расходе».

Но Демидов не спешит делать ведомости и закрывать строительство мельницы, а в ответе дерзком сообщает, что «когда запретится из Берг-калегии указом о том строении и мы повинны будем изломать тое мелницу. А о платеже десятого пуда, когда пришлётся указ нам из Берг-каллегии, и мы тогда платить готовы».

Горный король демонстративно не замечает горного начальника – у него такие связи в Петербурге, что он может решать, как сказали бы сейчас, многие вопросы напрямую. В письмах к Татищеву Акинфий Никитич от души ёрничает: называет Василия Никитича «Вашим величеством», но капитан артиллерии ответствует сдержанно: «Что же вы меня во оном писме браните неприличною честию, ежели (Вашего величества) принадлежит токмо Великим Государям, и я оное уступаю, полагая на незнание ваше. Упоминаю же, дабы впредь так не дерзали».

Акинфий дерзает всякий раз по-разному, пока к делу не подключается его отец, лишь тогда тон писем к горному начальнику резко меняется, «прошу вашей любви», пишет Никита Демидович, но тон – не суть. Слова любезные, отношение – прежнее, вражда вот-вот превратится в тяжбу, но Татищев не подвигается и на дюйм. Медленно, со скрежетом и скрипом, как заржавевший заводской механизм, долгие годы стоявший без дела, Демидовы начинают уступать требованиям горного начальника, – но и сын, и отец, и несвятой дух лишь до поры притаивают великую обиду и гнев.

В 1722 году Никита Демидов пишет донос в Петербург – о том, как мешает уральским заводам неправедная деятельность горного начальника. Устно же свидетельствует ещё о том, что берёт капитан Татищев взятки (не могли простить Демидовы, что не принял Василий Никитич их щедрых предложений, – и понять не могли, отчего: может, мало давали?).

Вся Россия знала, что Пётр карает взяточников без жалости – в 1721 году за казнокрадство казнён (как тут поверить, что казна и казнь – не однокоренные слова) князь Гагарин, умирает в ожидании суда прибыльщик Курбатов, продолжаются дела Шафирова и Меншикова.