Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В течение долгого времени за Пьетро Пачиани велась слежка силами полиции и осуществлялся негласный сбор информации. Если поначалу Пачиани был лишь одним из нескольких перспективных подозреваемых, то к середине весны 1992 г. он стал основным кандидатом на роль «Монстра». Однако ещё до этого момента в расследовании произошёл довольно любопытный зигзаг, имевший, как оказалось, долговременные последствия.
В 1991 г. на известного в Тоскане аптекаря по фамилии Каламандреи поступил донос, согласно которому именно Каламандреи являлся тем самым «Монстром», которого столько лет разыскивали итальянские правоохранители. Донос не был анонимен, напротив, женщина, его составившая, была одной из самых информированных об обстоятельствах жизни Каламандреи. Это была его бывшая жена.
Франческо Каламандреи (Francesco Calamandrei) являлся личностью довольно известной в Тоскане – он происходил из старинного дворянского рода, получил классическое образование, закончив университет. Последнее, кстати, косвенно «работало» против него, поскольку многие члены Целевой Группы считали «Монстра» человеком хорошо образованным и благородного происхождения (эта уверенность ничем объективно не подкреплялась, но это не мешало данной точке зрения иметь множество сторонников). Каламандреи ещё со времён студенческой юности был хорошим другом журналиста Марио Специ, не раз упоминавшегося в настоящем очерке. Их знакомство обусловило непосредственное и притом весьма драматичное вовлечение в расследование самого Специ, хотя случится это много позже описываемых событий.
Франческо Каламандреи (фотография сделана в 2011 году во время его участия в телевизионном шоу).
Аптекаря срочно взяли в оперативную разработку, рассчитывая без особых затруднений найти компрометирующий материал, но интерес к нему угас так же быстро, как и появился. Оказалось, что автор доноса – его бывшая жёнушка – сидит в сумасшедшем доме, точнее в «специальном санатории», куда состоятельные родственники помещали сумасшедших. Беседа с лечащим врачом бывшей супруги показала, что женщина около двух десятилетий страдает шизофренией и распад её личности зашёл уже очень далеко. Собственно, именно болезнь и послужила причиной развода. Не могло быть и речи о доверии подобному заявителю, ни один бы судья в Италии не принял во внимание показания этой женщины. На этом основании разработка Каламандреи была остановлена, хотя в дальнейшем, как мы увидим, эта история получит неожиданное продолжение.
Итак, к середине весны 1992 г. всё внимание Целевой следственной группы САМ оказалось сосредоточено на персоне Пьетро Пачиани. Сам Пачиани, скорее всего, ни о чём не догадывался и когда в 09:50 27 апреля к воротам его фермы подъехала кавалькада из дюжины автомашин полиции и прокуратуры округа Тоскана, испытал настоящий шок. Шок только усилился после того, как вооружённые автоматами карабинеры выставили посты у всех построек и запретили обитателям фермы свободное перемещение по участку. Именно при таких обстоятельствах начался самый продолжительный в истории Итальянской Республики обыск, который продолжался вплоть до полудня 8 мая, т.е. 11 суток! Специально приглашённые группы рабочих перекопали за это время грунт на глубину 1 м. Предполагалось, что это колоссальное по объёму и трудозатратам действо приведёт к обнаружению на ферме как замаскированных захоронений, так и тайника с оружием. Перуджини всерьёз рассчитывал найти «беретту» «Флорентийского Монстра» в огороде или саду Пачиани.
Каковы же были результаты этого воистину титанического труда? Если сказать очень мягко, то они оказались весьма скромны.
Самая существенной оказалась находка стреляной гильзы 22-го калибра, которую сам же Руджеро Перуджини и отыскал прямо на поверхности грунта. Что и говорить, свезло, так свезло! Гильза оказалась старой, сильно коррозировавшей, разрушение её материала зашло столь далеко, что анализ донной части не позволил эксперту прийти к заключению, стреляли ли ею из той же самой berett-ы, которой пользовался «Монстр», или же для стрельбы было использовано другое оружие. Однако сохранность боковой поверхности оказалась лучше, чем донной, и её изучение под микроскопом позволило уверенно констатировать, что патрон явно вставляли в пистолетный магазин (патроны 22-го калибра могут быть использованы как в пистолетах, так и ружьях). На этом основании Перуджини с помпой объявил, что расследование сделало огромный шаг вперёд.
Тут же надо оговориться, что впоследствии факт «подлинности» обнаружения гильзы ставился под сомнение самыми разными людьми и предположение о том, что её просто-напросто подбросили, в явной или неявной форме высказывалось на разных уровнях. Дело в том, что в момент обнаружения гильзы – в 18 часов 29 апреля 1992 г. – рядом с Перуджини находились только два члена группы САМ из числа оперативников, введённых в состав группы самим Перуджини (т.е. его протеже, говоря прямо). Понятых рядом не было. Единственный офицер корпуса карабинеров, в служебном отношении не подчинявшийся Перуджини, стоял в нескольких шагах поодаль и не видел гильзу, лежавшую на грунте – он увидел её только в руках старшего инспектора, когда тот её поднял. Гильза была обнаружена в вечернее время, в саду у дома, уже после фактического окончания обыска в тот день, т.е. сомнений в истинности происхождения находки стало со временем хоть отбавляй. Тем более, что оружия, из которого мог быть сделан выстрел этим патроном, найдено так и не было. Как не было найдено пуль (либо следов от пуль) на предметах окружающей обстановки. Ни забор, ни росшие в саду деревья, ни доски строений не имели пулевых отметин, свидетельствовавших о том, что на ферме когда-либо велась стрельба из огнестрельного оружия. Если Пачиани действительно произвёл выстрел из пистолета «beretta», то с какой целью и куда он вообще целился?
Другим ценным «приобретением» следствия, добытым в результате многодневного обыска, явился сюрреалистический рисунок, якобы в символической (закодированной) форме сообщавший о преступлениях «Флорентийского Монстра». Рисунок этот, по мнению следователей, был выполнен самим Пачиани и аллегорически выражал его жажду убийства. В центре рисунка был изображён куб, из которого выскакивало фантастическое животное ужасного вида «типа кентавра», а у его ног находились семь могильных крестов, увитых цветами. «Человеческая» часть туловища «кентавра» была облачена в военную форму, в руке чудовище сжимало саблю, вместо головы имело череп. Рисунок был подписан «Пьетро Пачиани» рукой самого Пачиани. Видимо, эта подпись и сбила сыщиков с толку, которые сочли, что рисунок действительно выполнен фермером. Старший инспектор Перуджини и сотрудники увидели в загадочной аллегории прямой намёк на «сжигавшую Пачиани ярость»: фантастическое чудовище символизировало собою раздиравшие душу преступника страсти, а семь крестов в завуалированной форме напоминали о семи эпизодах «Флорентийского Монстра». Впоследствии упомянутый рисунок был передан для ознакомления криминальным психологам, которые на голубом глазу заверили следователей, что «рисунок Пачиани» однозначно свидетельствует о деструктивных чертах его личности.
Однако и следователи, и психологи оставили без внимания тот факт, что «рисунок Пачиани» (иногда именовавшийся «рисунком маньяка» или «рисунком психопата») строго говоря, вовсе не являлся рисунком, и выполнен он был вовсе не от руки, а типографским способом. Никто из следственно-розыскной группы не обратил внимания на эту «мелочь», которая впоследствии вылезла изрядным «косяком», опозорившим группу САМ на всю Италию (если не на весь мир). Забегая чуть вперёд, скажем, что примерно через год после обыска фермы Пачиани (если быть совсем точным – 18 апреля 1993 г.) Марио Специ сообщил в одной из своих газетных заметок, что пресловутый «рисунок маньяка» на самом деле является копией рисунка чилийского художника Кристиана Оливареса, символически выразившего в нём кровавый террор пиночетовского режима. То, что прокуратура Тосканы включила в обвинительное заключение в качестве серьёзной улики рисунок, не установив предварительно его происхождение, заставляет, конечно же, оценивать её работу очень и очень критично.
Следующей находкой, которая была расценена следствием как заслуживающая внимания улика, оказалась… мыльница. Самая обыкновенная старая пластиковая мыльница. Вся её «необыкновенность» сводилась к тому, что в показаниях отца Стефано Балди, погибшего от рук «Флорентийского Монстра» в октябре 1981 г., упоминалась мыльница, которую погибший молодой человек имел привычку всегда