Ребус посмотрел ей под ноги:

— Хороший мальчик, Сэнди.

— Вообще-то, Сэнди — девочка.

— Ну, с такого расстояния трудно определить.

— И я с ней не разговариваю. — Она улыбнулась. — Я ведь не сумасшедшая.

— Да, вы просто выгуливаете несуществующую собачку. Так чем вы с Сэнди в настоящий момент заняты?

— Возвращаемся домой, чтобы выпить. Не хотите к нам присоединиться?

Ребус задумался на секунду.

— Хочу, — сказал он. — Пешком или на машине?

— Давайте пешком, — сказала Каролина Рэттрей. — Ни к чему, чтобы Сэнди наследила у вас на сиденье.

Жила она в хорошо обставленной квартире, аккуратной, но как-то уж слишком. В холле стояли напольные часы — фамильная ценность. На медном циферблате было выгравировано ее имя.

Перегородка была снята, и теперь окна гостиной выходили на две противоположные стороны. На диване лежала открытая книга, рядом с ней — полупустая коробочка с печеньем. «Радости одинокой жизни», — подумал Ребус.

— Вы не замужем? — спросил он.

— Боже мой, нет.

— Бойфренд?

Она снова улыбнулась:

— Смешное словечко, правда? В особенности для женщины моего возраста. Я хочу сказать, что бойфренду должно быть восемнадцать. Ну, двадцать два.

— Тогда солидный друг?

— Но у этого словосочетания совсем другой смысл, разве нет?

Ребус тяжко вздохнул.

— Я знаю, знаю, — сказала она. — Никогда не спорь с юристом.

Ребус выглянул в окно на засохшую лужайку. Наверху несколько облачков грелись в небольшом пространстве между домов.

— Сэнди раскапывает вашу клумбу.

— Что будете пить?

— Чай.

— Вы уверены? У меня есть только декофеинизированный.

— Это то, что нужно.

Он не лукавил. Пока она возилась на кухне, он обошел гостиную. Обеденный стол и стулья, мебельная стенка у задней стены, диван, кресла, книжные стеллажи спереди. Миленькая комнатка. Из небольшого окна, выходящего на улицу, он посмотрел на неспешно бредущих туристов. Виден был и магазин, продающий игрушечных медвежат в тартанах.

— Премилая часть города, — сказал он, хотя и не думал так.

— Вы шутите? Не пробовали когда-нибудь тут припарковаться летом?

— Я нигде не пытаюсь припарковаться летом.

Он отошел от окна. На хлипком пюпитре в углу комнаты лежали ноты и флейта. На стене были маленькие фотографии в рамочках — все как обычно: щербатые дети и добродушного вида старики.

— Семья, — сообщила она, вернувшись в комнату.

Она закурила, глубоко затянулась два раза, потом загасила сигарету в пепельнице, выдохнула, отогнала дым рукой.

— Ненавижу курить в доме, — сказала она.

— Тогда почему курите?

— Я курю, когда нервничаю.

Она хитровато улыбнулась и снова ушла на кухню. Ребус последовал за ней. К аромату сигарет примешивался более густой запах ее духов. Неужели она только что подушилась? Прежде Ребус не чувствовал этого запаха.

Кухня была маленькая и удобная. И у всей квартиры был такой вид, будто она недавно подверглась ремонту, хотя и не капитальному.

— Молоко?

— Да, пожалуйста. Только без сахара.

Он понял, что их разговор протекает в заученно-тривиальной форме.

Щелкнул выключатель электрочайника.

— Вы кружки можете взять?

Она уже плеснула немного молока в две желтоватые кружки. Кухня была совсем крохотная — Ребус понял это, когда попытался взять кружки. Он стоял рядом с ней, а она в это время помешивала чайные мешочки в чайнике. Она стояла, наклонив голову, и Ребус мог хорошенько разглядеть ее длинные черные волосы, струящиеся с загривка, и сам загривок. Она вполоборота повернулась к нему, на губах улыбка. Наконец их глаза встретились. Потом она повернулась всем телом. Ребус поцеловал ее сначала в лоб, потом в щеку. Глаза ее были закрыты. Он уткнулся лицом в ее шею, вдыхая ее запахи: шампунь, духи, кожа. Он снова поцеловал ее, потом оторвался, чтобы перевести дыхание. Каролина медленно открыла глаза.

— Ну вот, — сказала она.

У него внезапно возникло ощущение, будто его зашвырнули в туннель и он видит, как сужается, а потом и вовсе пропадает пучок света на входе. Он отчаянно пытался найти какие-нибудь слова. Его легкие жгло от запаха духов.

— Ну вот, — повторила она.

Что это значило? Она довольна, оскорблена, обескуражена?

Она повернулась к чайнику и поставила на место крышку.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Ребус.

Она замерла. Он не видел ее лица — лишь малую часть.

— Я вас не…

— У меня ни перед кем нет никаких обязательств, Джон. — Ее руки легко покоились на столешнице по обе стороны от чайника. — А у вас?

Он знал, что она имеет в виду; она имеет в виду Пейшенс.

— У меня есть, — сказал он.

— Я знаю. Доктор Курт мне сказал.

— Извините, Каролина, я не должен был этого делать.

— Чего? — Она посмотрела на него.

— Целовать вас.

— Я не возражала. — Она снова улыбнулась ему. — Мне никогда не выпить целый чайник одной.

Он кивнул, только теперь поняв, что все еще держит кружки в руках.

— Я их отнесу.

Он на нетвердых ногах вышел из кухни. Сердце его колотилось. Он ее поцеловал. Почему он ее поцеловал? Он ведь не собирался. Но это случилось. Теперь это уже свершившийся факт. Фотографии улыбались ему, когда он ставил кружки на маленький столик, где уже стояла вазочка с печеньем. Что она делала на кухне? Он уставился на дверь — ему хотелось, чтобы она появилась… ему не хотелось, чтобы она появилась.

Она появилась. Чайник теперь стоял на подносе, на чайнике грелка в виде той-спаниеля.

— Сэнди у вас — той-спаниель?

— Иногда. Вам покрепче?

— Как получится.

Она снова улыбнулась, налила чай, протянула ему кружку, потом налила себе и села в свое кресло. Чувствовалось, что ей неловко. Ребус сидел против нее на диване, но не прислонясь к спинке, а подавшись вперед.

— Печенье, — сказала она.

— Нет, спасибо.

— Ну как, есть какое-нибудь движение по Немо?

— Кажется, есть. — Хорошо, что они нашли тему для разговора. — «SaS» — это лоялистская группа. Они покупают и привозят оружие.

— А жертва в тупичке Мэри Кинг — он был убит кем-то из вооруженных формирований? Никакого отношения к его отцу это не имеет?