Эмпирические данные подтверждают, что дифференцированная гендерно-ролевая социализация и сопутствующая ей интернализация (усвоение) соответствующих ценностей способствуют сохранению и воспроизводству гендерных различий. Мальчику нет смысла заниматься «девчоночьим» предметом или таким, к которому у него нет способностей (а как это узнать, если он этим предметом не занимался?), или если предмет слишком труден, а потраченные на него усилия социально и морально не вознаграждаются (например, если гуманитарные профессии оплачиваются ниже, чем инженерно-физические). Эти мотивационные различия статистически больше и практически важнее предполагаемых имманентных, от Бога или от природы, мужских и женских способностей, наличие и величина которых большей частью остаются проблематичными (несмотря на прокрустово ложе гендерных стереотипов, конкретные мужчины и женщины всегда были разными). Поэтому некоторые психологи полагают, что в теоретических и, тем более, в практических социально-педагогических целях надежнее опираться не на сложные тестовые показатели, а на более приземленные индикаторы вроде направленности интересов.

Как указывает Ричард Липпа, наибольшая гендерная разница, и среди детей, и среди взрослых, существует не в сфере общих когнитивных способностей, а в направленности интересов, выборе предпочитаемых игр и повседневных занятий (покупка одежды, посещение спортивных зрелищ, участие в спортивных играх и т. п.), а позже – в выборе профессии и требованиях, предъявляемых к своим занятиям. Метаанализ шести проведенных за последние 40 лет голландских исследований, совокупным объектом которых было свыше 14 000 мужчин и женщин, начиная со старшего школьного возраста, показал удивительную стабильность гендерных различий в этом вопросе (Lippa, 1998, 2001). То же продемонстрировал и метаанализ 242 отдельных выборок (их общий объем – 321 672 мужчин и мальчиков и 316 842 женщин и девочек) в США с 1970 по 1998 год о наличии гендерных различий в свойствах предпочитаемой работы (Konrad et al., 2000). Хотя разница в предпочтениях мужчин и женщин невелика и многие свойства профессий стали для женщин в 1980—1990-х годах более значимыми, чем в 1970-х, что свидетельствует о повышении уровня женских притязаний, эти предпочтения большей частью совпадают с гендерными ролями и стереотипами.

Динамика образовательной и трудовой деятельности молодежи в 12 «старых» странах Евросоюза зависит как от гендера, так и от социального происхождения, которое определяется образовательным уровнем родителей. Но уровень полученного образования теснее связан с социальным происхождением (дети более образованных родителей, независимо от своего пола, имеют более высокое образование), тогда как гендер сильнее влияет на выбор специальности. Интересно, что степень влияния этих факторов неодинакова в разных странах. Гендерная дифференциация на рынке труда зависит от общественного строя, поэтому она сильнее выражена в консервативных и семейно-ориентированных странах. Социальное неравенство в образовании и на рынке рабочей силы меньше выражено в Финляндии и Швеции вследствие меньшей дифференцированности их образовательных систем, массовости высшего образования и социал-демократической политики «всеобщего благоденствия». Напротив, в странах Восточной Европы социальное неравенство выражено сильно, отчасти из-за их высокодифференцированных образовательных систем, но прежде всего – из-за трудностей, связанных с преобразованием коммунистических режимов (Iannelli, Smyth, 2008).

Из этих фактов вытекают важные социально-политические выводы. То, что сегодняшние мужчины и женщины предпочитают одни интересы или занятия другим, вовсе не означает, что так было, есть и будет всегда, что такова «природа» мужских (женских) способностей. Но вряд ли есть основания для того, чтобы пренебрежительно третировать все эти исторические константы как простые пережитки «патриархатного» прошлого и добиваться их преодоления любой ценой.

Мужчины и женщины могут быть одинаково успешными в самых разных сферах жизнедеятельности и имеют право выбирать себе занятия в соответствии со своими индивидуальными пристрастиями. Навязывать мальчикам «мальчиковое», а девочкам «девочковое» или, наоборот, противиться их гендерно-специфическим наклонностям – социально неконструктивно и педагогически бессмысленно. Сохранится ли в будущем гендерное разделение труда и какое именно – решит история. Задача и родителей, и воспитателей – дать детям возможность свободного выбора.

Только тот, кто готов пойти на чрезмерный риск, узнает, как далеко вообще он может зайти.

Томас Элиот

Характерные черты гегемонной маскулинности – высокая соревновательность, агрессивность, стремление к достижению, любовь к новизне и риску, «крутизна» – являются нормативными, базовыми для любой мужской культуры. А как обстоит дело со среднестатистическим мужчиной? Насколько распространены среди мужчин эти качества, как они сочетаются друг с другом и проявляются в разных социальных контекстах?

Согласно метаанализам, гендерные различия в агрессивности реально существуют, но большей частью являются умеренными, средними (Hyde, 2005), многое зависит от характера оцениваемого поведения и социального контекста. Черты личности и свойства ее поведения далеко не одно и то же.

Соревновательность и агрессивность тесно связаны с эмоциональным миром личности, который описывается множеством разных, сплошь и рядом не соподчиненных друг с другом понятий: чувства, эмоции, эмоциональная реактивность, эмоциональность, регулирование эмоций (эмоциональный самоконтроль), эмоциональная культура, эмоциональная компетентность, эмоциональная коммуникация и даже «эмоциональный интеллект». В общей сложности, психологи насчитали 412 отдельных эмоций. Иногда эмоциональные реакции подразделяют на первичные и вторичные (Greenberg, Safran, 1987). Первичные – это непосредственные эмоциональные реакции (такие, как страх, гнев или печаль), вызываемые конкретной причиной (например, физической угрозой собственной безопасности или потерей любимого) и измеряемые силой реакции (например, интенсивностью или частотой переживания чувства). Вторичные реакции – это индивидуально выработанные реакции на переживание первичных эмоций (например, боязнь испытывать страх или чувство тревоги по поводу переживаемого гнева).

Половые/гендерные различия существуют на обоих уровнях, начиная с психофизиологии и степени выразительности лица и кончая способностью расшифровывать эмоциональное выражение других людей и описывать собственные переживаний. Поскольку мужчины реже женщин выражают свои эмоции, хуже расшифровывают выражение лица других людей и реже сообщают о своих отрицательных эмоциональных переживаниях, их считают менее эмоциональными, чем женщины. При национальном опросе ФОМ «Чувства и эмоции в нашей жизни» (июнь 2007 г.) на вопрос «Скажите, пожалуйста, вы считаете себя эмоциональным или неэмоциональным человеком?» эмоциональными признали себя 57 % российских мужчин и 69 % женщин. На вопрос «Скажите, пожалуйста, а вам обычно легко или трудно сдержать, скрыть свои эмоции?» вариант «трудно» выбрали 27 % мужчин и 37 % женщин (Вовк, 2007б).

Особенно велики различия в переживании и передаче более тонких вторичных эмоций. Женщины чаще мужчин выражают чувства грусти, страха, стыда и вины, тогда как мужчины больше сообщают о переживаниях, связанных с властью (например, гнев). Сравнение данных по 37 странам показало, что эти различия культурно универсальны (Fisher et al., 2004).