Ликование в лагере и в столице было безгранично, немного уже было в Риме столь благородных людей, что они втайне стыдились и такой войны, и такого конца ее. Сципион не был рожден для роли палача побежденных, он болел душой, наблюдая, как огонь уничтожает великолепный город, который так мужественно отстаивали его граждане. Он запросил сенат, что делать дальше, и видно было, что он желал бы сохранить Карфаген. Раздалось и в сенате несколько голосов, советовавших то же. Но сенат постановил уничтожение Карфагена. Город был снова зажжен, и семнадцать суток горели остатки столицы. Затем по территории города проведена была борозда плугом,- это была формальность, утверждавшая уничтожение города: площадь Карфагена была предана навеки проклятию, и много столетий оставалось пустынею то место, где около пятисот лет работали трудолюбивые финикийцы и где они создали один из величайших городов древнего мира.

Бывшие владения Карфагена обращены были в римскую провинцию под именем Африки, ею управлял наместник, живший в Утике. Население сохранило свою свободу, но было обложено податью в пользу Римского государства; отдаленные общины получили различные права, в зависимости от их поведения в течение войны. Римские капиталисты нахлынули в новую провинцию и стали собирать те барыши, которые прежде шли в сундуки карфагенских купцов.

Еще на два года раньше, чем Карфаген (148), обращена была в римскую провинцию Македония. Там со времени уничтожения царства никогда не было полного спокойствия, а около 154 г. какой-то самозванец, поразительно похожий на последнего царя Персея, объявил себя его сыном, был признан в части Македонии и истребил первое, незначительное римское войско, выступившее против него. В следующем году Квинт Цецилий Метелл два раза разбил войско самозванца и захватил его самого. После этого римляне лишили македонян и той тени самостоятельности, какую оставили им после битвы при Пидне, и обратили Македонию в подвластную Риму провинцию, обложенную податями в пользу римской общины. Теперь на римлян переходила обязанность защищать Грецию от надвигавшихся с севера варваров, в этих целях римляне устроили некоторые дороги на территории Македонии, но долго не уделяли этой задаче того внимания, какого она заслуживала.

Экономическое и социальное положение Греции после Персеевских войн оставалось таким же, каким было до них, раздражение же против римлян у нового поколения, казалось, несколько ослабело, но в действительности чувства греков к римлянам оставались прежними, и по совершенно ничтожному поводу проявлялась глубокая вражда первых к последним. В 148 г. глава ахейского союза Диэй из чисто личных побуждений начал вооруженную борьбу со Спартою, нимало не смущаясь, что этим нарушалось гарантированное Римом положение вещей. Сенатская комиссия, присланная из Рима, вступилась за спартанцев и потребовала точного исполнения условий договора. В ответ на это толпа произвела в Коринфе буйство, а все спартанцы, проживавшие в городе, подверглись оскорблениям и были брошены в тюрьмы. С обычною своей умеренностью в отношениях к грекам сенат отправил вторую комиссию, которая предъявила только те же требования, что и первая. Эта комиссия сама подверглась оскорблениям, и ахейский союз формально объявил войну Спарте. Какие побуждения руководили этим движением, можно судить по тому, что одновременно с объявлением войны были приостановлены все иски по долговым обязательствам.

Небольшой отряд из числа римских войск, стоявших в Македонии, немедленно двинулся в Грецию. Ахейский союз выставил войско, по-видимому полное энтузиазма, но оно поспешно отступало пред римлянами, а затем, когда римляне сосредоточили силы уже более значительные, греки вдруг вступили в битву – и быстро потерпели полное поражение, после этого их войско бесследно рассеялось.

Теперь римляне обратили Грецию в провинцию, получившую имя Ахайи. Все союзы в ней были уничтожены, каждая община получила свою территорию и самостоятельное самоуправление, но крайняя демократия повсюду была уничтожена, и во главе всех общин поставлены люди зажиточные. Каждая община обложена была некоторою податью в пользу Рима, наблюдение за управлением отдельных общин и право пересматривать уголовные процессы поручено было наместнику Македонии, в Италию увезено было из Греции довольно много предметов искусства. Римляне и теперь очень мягко обошлись с греками, и только одно дело пятнает их в данном случае, именно разрушение Коринфа: по сенатскому постановлению этот город, первый по торговле во всей Греции, был разрушен до основания, с запрещением восстановлять его, из жителей многие перебиты, остальные проданы в рабство. Коринфяне, бесспорно, провинились перед Римом, но наказание было чрезмерно жестоко, и единственное объяснение происшедшему можно находить только в предположении, что так поступлено было по желанию купеческой партии, которая начинала оказывать сильное влияние на дела управления и которой было выгодно уничтожить торгового соперника (146).

Менее проявлялось влияние Рима в Передней Азии. Первые атталиды, благоразумно управляя своим Пергамским царством, высоко подняли его торговлю и благосостояние, а царь Аттал III, последний в роде и по своим беспутствам совершенно не походивший на своих предков, по какому-то странному капризу завещал свое царство Риму (133). Сенат принял это наследство. Побочный сын одного из предшествовавших царей, Аристоник, поднял восстание в свою пользу. В начавшейся войне римляне сначала понесли сильное поражение, в плен попал даже консул, понтифик Публий Лициний Красс Муциан. Чтобы не доставить врагу такого небывалого торжества, как плен консула, он так раздражил схвативших его неприятелей, что они, не зная, кто он, убили его. Однако вскоре римляне одолели претендента, и царство Пергамское обращено было в римскую провинцию под именем Азии. Каппадокия и Понт, государства, соседние с бывшим царством Пергамским, мирно вошли в сферу римского влияния.

В Сирии и Египте не прекращались неурядицы, вызываемые неразрешимыми спорами и притязаниями на права и наследство, поднимавшимися между членами двух царствующих домов, многократно и сложно перероднившихся между собою. Одно время сенат внимательнее занялся этими делами и установил свое полное влияние в Сирии, но вскоре энергичный владетель Димитрий Сотер захватил власть в свои руки, римский уполномоченный был убит – и сенат оставил это дело без всяких последствий… Сирия была глубоко потрясена и расстроена неразумною попыткою Антиоха Эпифана (175-164) быстро и насильственно эллинизировать обширные восточные области своего государства, подобное предприятие было бы, пожалуй, по силам Александру Великому. Антиох же был совершенно не способен провести такое дело, и его необдуманные меры привели лишь к тому, что участились и усилились восстания отдельных племен. Отчасти в силу раздражения против Димитрия Рим признал независимость от Сирии иудеев, восставших вследствие гонений, воздвигнутых против их религии около 161 г.

Важные события произошли на отдаленном востоке Сирии: там все элементы, недовольные попытками насильственной эллинизации, объединились около могущественного племени парфян. Парфянский царь Митридат I (правил приблизительно от 174 до 134) около 154 г. разрушил царство Бактрийское и основал новое, обширное и могущественное государство, простиравшееся от Амударьи и Гиндукуша до Тибра и пустынь Аравии. Это было чисто национальное государство, почти единое по своей этнографической основе, со своим языком, со своей религией, со своим государственным строем, со своею военною организациею, основанною на отличной и многочисленной коннице.