— Наверное, рация неисправна, — пожал плечами Петров. — Или антенный ввод раскурочило.

— Товарищ батальонный комиссар! — донеслось от «тридцатьчетверки» Белякова. — Вас штаб дивизии вызывает.

Комиссар вскочил и, подбежав к танку, нырнул в люк мехвода. Комроты-1 остался на месте; запрокинув голову, он смотрел в синее небо. Высоко над лесом прошли три истребителя — все авиационное прикрытие дивизии. Он прикрыл глаза, подставляя лицо прохладному осеннему ветру. В паре километров бухало, грохотало, там продолжалась война, но здесь на краткий миг стало тихо, и старший лейтенант ловил мгновения этой тишины. Что-то закрыло свет, и Петров открыл глаза — перед ним стоял Беляков. Бросив взгляд на лицо комиссара, комроты подскочил как ужаленный.

— В чем… — его голос сорвался, он сглотнул. — В чем дело, товарищ батальонный комиссар?

— 717-й понес тяжелые потери, — просипел комиссар. — Наступление остановлено.

— А что наши? — упавшим голосом спросил Петров.

Комиссар зачем-то снял танкошлем, снова надел, затем вытер лицо рукавом.

— Два танка уничтожено, — безжизненным голосом ответил Беляков. — Не подбито, а именно уничтожено. Третий получил тяжелые повреждения, какой именно, мне не сказали. Что с Шелепиным — неизвестно.

— Какой именно танк поврежден? — хрипло спросил старший лейтенант. — Какой?

— Не знаю, — комиссар, пошатнувшись, оперся о дерево.

Петров бросился к своему танку.

— Осокин, заводи! — крикнул он на ходу.

— Иван, стоять! — рявкнул комиссар.

Комроты обернулся. Вокруг, почуяв неладное, собирались танкисты.

— До выяснения всех обстоятельств ты исполняешь обязанности командира батальона, — громко сказал Беляков. — Юра… Майор Шелепин должен был поставить тебя в известность.

Члены экипажей переглядывались, не понимая, что происходит.

— До выяснения всех обстоятельств командовать должен старший по званию. Вы должны командовать, товарищ батальонный комиссар! — крикнул Петров.

Комиссар шагнул к старшему лейтенанту и вдруг, схватив его за ворот комбинезона, подтянул к себе так, что тот волей-неволей должен был смотреть Белякову в глаза. Комроты вздрогнул — во взгляде несокрушимого политрука стояло такое горе, что хотелось отвернуться.

— В чем дело, Иван? — каким-то спокойным, до дрожи обыденным голосом спросил Беляков. — Боишься ответственности?

— Нет, но… — начал было Петров, но осекся.

— Нет? Тогда в чем дело? — повторил комиссар. — Ты знаешь, я командовать не могу. Что с комбатом, неизвестно…

При этих словах люди зароптали.

— Если сейчас будет приказ, кто поведет нас в бой? — не обращая внимания, продолжил Беляков. — Фактически ты уже командуешь батальоном, ты приказал перебазироваться, ты приказал маскировать машины, у тебя есть боевой опыт, для остальных это первый бой, в конце концов, ты после меня — старший по званию. Тебе что, нужен письменный приказ?

Петров скосил глаза на крепкий, костистый кулак, сжимавший черный брезент комбинезона. Перехватив его взгляд, комиссар убрал руку.

— Есть, — вздохнул старший лейтенант. — Есть принимать командование.

— КВ комбата! — раздался дикий вопль с кромки леса. — Задом идет!

Резко развернувшись, Петров бросился к опушке, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки. В трехстах метрах от леса, кормой вперед, по полю полз тяжелый танк, башня машины была развернута вправо. КВ шел странным, пьяным зигзагом, то и дело меняя курс.

— Да что с ним такое, — выдохнул Беляков, комроты и не заметил, когда тот успел его догнать.

Не раздумывая, Петров бросился к танку комбата, за ним последовали остальные. Когда до танка оставалось метров сто, тяжелая машина, в очередной раз дернувшись влево, съехала кормой в какую-то ложбинку, и мотор почти сразу заглох. Задыхаясь, старший лейтенант подбежал к КВ и уже собирался лезть на башню, как откинулся люк механика и оттуда выполз невысокий, узкоплечий танкист, в котором старший лейтенант с трудом узнал водителя комбата. Перевалившись на крыло, мехвод скатился на землю и встал на четвереньки. Комиссар, оттолкнув Петрова, опустился на колено рядом с танкистом и осторожно тряхнул за плечо. Водитель, подняв залитое кровью лицо, посмотрел мутными глазами и прохрипел:

— Башня… В башню попали, смотрите там…

Он упал на бок, и его вырвало. Петров взлетел на башню и попытался открыть люк, но тот был заперт изнутри. Старший лейтенант в отчаянии осмотрелся, прикидывая, чем можно поддеть крышку, и уже понимая, что это бесполезно — запор делался как раз для того, чтобы экипаж, закрывшись в танке, был надежно защищен от вражеских пехотинцев.

— Командир! — крикнул снизу невесть откуда взявшийся Осокин. — Командир, давай я изнутри!

— Делай, Вася! — кивнул комроты.

Щуплый водитель нырнул в люк, из танка донеслась возня, потом приглушенный вскрик. Некоторое время было тихо, потом послышался шум, словно свалилось что-то тяжелое, и вслед за тем раздались яростные удары по металлу. Сунув голову в люк водителя, Петров услышал, как Осокин дико, безостановочно матерится. Наконец удары прекратились, крышка приподнялась, и водитель крикнул изнутри:

— Открывайте! Открывайте, мать вашу, у меня сил не хватает!

Нечитайло, забравшийся на башню вслед за старшим лейтенантом, ухватил крышку обеими руками и, багровея от натуги, со скрипом передвинул в верхнее положение. Прямо под люком Петров увидел чьи-то плечи и наклоненную вперед голову в танкошлеме.

— Тяните! — донеслось задушено откуда-то снизу. — Тяните, я его долго не продержу! Осторожно, он еще жив!

Вздрогнув от этого «еще», старший лейтенант наклонился над люком и подхватил раненого под руку, Нечитайло взялся с другой стороны. Танкист застонал.

— Осторожненько, Петя, осторожненько, — скороговоркой сказал комроты. — На «три» начинаем медленно тянуть.

— Поднимайте, — прохрипел из танка Осокин.

— Раз, два, три, пошли! — скомандовал старший лейтенант.

Медленно, стараясь не потревожить раненого, они потянули его вверх. Когда плечи танкиста оказались снаружи, его голова откинулась назад, и Петров увидел залитое кровью, изуродованное лицо комбата.

— Брезент, брезент расстелите, сволочи, — заорал через плечо Нечитайло.

На броню уже лезли танкисты, комбата бережно, передавая с рук на руки, опустили на землю, где Турсунходжиев со своим водителем, таким же черноволосым и черноглазым, уже расстелили сложенный вдвое брезент. Из танка вылез бледный, перемазанный кровью Осокин и сел на край люка.

— А остальные? — спросил Петров, уже понимая, что услышит в ответ.

— Убиты, — хрипло сказал водитель. — Радисту голову снесло…