Миновав почти весь центр города, роскошный кортеж поворачивал с улицы Хьюстон-стрит на коротенькую, угловую, почти сразу уходящую под широкий мост улицу Вязов (Элм-стрит).

— Господин президент, теперь вы точно не можете сказать, что в Далласе вас не любят. Посмотрите: весь город вас просто обожает!

Сидевшая рядом с мужем в среднем ряду сидений длинного черного президентского лимузина Нелли Коннели, жена губернатора штата Техас Джона Коннели, обернулась, обращаясь к Джону Кеннеди, 35-му президенту США, сидевшему с супругой Джеки сзади. Тот ответил ей широкой, немного простодушной и абсолютно искренней улыбкой счастливого ирландского парня. В этот момент у него и в самом деле все было как нельзя лучше. Множество его врагов в соперничающей Республиканской партии в последние месяцы были вынуждены прикусить языки, после того как предложенный Кеннеди пакет экономических и налоговых реформ был принят на «ура» частным бизнесом вопреки критике республиканцев. Закон о гражданских свободах, впервые в истории нации гарантировавший равные права белому и черному населению США, должен был вскоре до неузнаваемости изменить положение дел в стране — в лучшую сторону, несомненно. И, конечно, Джеки… После множества семейных бурь и размолвок в последнее время она была абсолютно, полностью предана ему, горячо поддерживала каждый его шаг. Даже в эту минуту столь ослепительно прекрасная в своем очередном изысканном наряде — розовом жакете и розовой шапочке, — выписанном ею специально для этого дня из Франции, она смотрела на него влажными, горящими глазами, полными бесконечной, истинно женской любви. Джон широко улыбался — его жизнь была светла и безоблачна, как никогда.

Но именно эта его улыбка оказалась последней.

Свернув на улицу Вязов, по бокам которой толпились сотни восторженных горожан, водитель лимузина вдруг резко нажал на тормоз, что было более чем странно — останавливаться без личного указания президента по инструкции он не имел права. Кеннеди снова тепло помахал людям рукой. Через мгновение острая боль обожгла горло президента: пуля вошла в него спереди, пройдя навылет. Он опустил голову, схватившись за горло руками. Еще через секунду над улицей разразилась настоящая канонада. Одна из пуль попала прямо в правый висок президента, превратив половину его головы в кровавое месиво. Две другие пули, видимо, случайно прошли чуть-чуть мимо, попав в плечо и бок сидевшего на сиденье впереди губернатора Техаса — тяжело, но, к счастью, не смертельно ранив его. Голова Джона, уже безжизненная, в последний раз склонилась на колени жены. Джеки в первую секунду отчаянно попыталась укрыть его своим телом от возможных новых выстрелов, затем резко встала и поползла по заднему капоту лимузина, словно пытаясь настичь невидимых убийц. Позже она говорила, что она инстинктивно бросилась собирать кусочки мозга мужа. Автомобиль снова ускорился и через пару секунд скрылся под мостом. Спустя полчаса тело Джона Кеннеди в госпитале Далласа было подвергнуто безуспешной попытке реанимации. Но расстрелянный президент США был уже мертв.

Примерно полутора годами ранее, Нью-Йорк,

«Имперский» номер-люкс отеля Carlyle,

20 мая 1962 года, 2.30 утра

Виды сияющего ночного Нью-Йорка с верхнего этажа одного из самых роскошных отелей города, расположенного на Мэдисон-авеню, в Верхнем Истсайде, были необыкновенно романтичны. С одной стороны, словно на ладони, лежал цветущий и благоухающий в конце мая Центральный парк, за которым вздымались величественные силуэты башен Эмпайер-Стейт и Крайслер. С другой стороны светились длинные мосты, соединяющие Манхэттен с Бруклином над темной гладью Ист-Ривер. Нью-Йорк действительно, как пел своим бархатистым баритоном любимец Америки Фрэнк Синатра, никогда не спал. В любое время ночи, до самого утра, двери его баров и клубов были широко распахнуты для посетителей, а с верхних этажей небоскребов всегда можно было видеть нескончаемую вереницу огоньков фар автомобилей вдоль длинных улиц и авеню Манхэттена.

Она как всегда была не просто прекрасна — лучезарна. Рядом с этой женщиной каждому мужчине казалось, что он теперь — властелин мира, что вся его предыдущая жизнь была лишь подготовкой к встрече с Ней, а вся последующая будет иметь смысл только при условии, что он сумеет хоть на какое-то время удержать это неземное чудо рядом с собой. Голливуд и высший свет Америки пятидесятых знал множество роскошных женщин: прославленных актрис с идеально уложенными платиновыми волосами, длинноногих манекенщиц, приезжавших сюда ради карьеры из Европы, и просто юных соблазнительных «старлеток», вившихся стаями вокруг богатых влиятельных мужчин. Но как только Она появлялась в обществе — от национальной кинопремьеры до простой веселой дружеской компании в ночном баре, от важного светского приема до илистого рыбацкого пляжа на севере Калифорнии, по которому она прогуливалась в светлых шортах, босиком, — все остальные женщины вокруг мгновенно меркли. А взоры мужчин независимо от их возраста и семейного положения (даже если супруга была в это мгновенье рядом) неотступно следовали только за Ней — Она притягивали их как магнитом, даже когда сама того не желала. Ее невероятная фигура с осиной талией и потрясающе соблазнительными женскими формами нередко тайно волновала воображение даже окружающих женщин. Ее бедра при ходьбе грациозно и плавно покачивались так, как за всю историю человечества умела делать только Она. Ее совершенное лицо с чувственными, но при этом чистыми, почти невинными чертами никогда, ни при каких обстоятельствах не выглядело самоуверенным или надменным. Напротив, его выражение всегда было мягким, светлым и даже немного детским. Казалось, что эта женщина неземной красоты в душе страдала от страшной неуверенности в себе и ежеминутно искала поддержки в окружающих. В компании Она всегда много говорила, пила дорогое шампанское из тоненьких хрустальных бокалов, которые мужчины почитали за честь подносить Ей. Звук Ее высокого заливистого детского смеха контрастировал с чувственным хрипловатым полушепотом, которым Она разговаривала обычно: и то, и другое было весьма приятно для слуха. Быть просто знакомым с этой женщиной и быть по уши, безнадежно влюбленным в Нее для большинства мужчин означало примерно одно и то же.

Джон, или, как его звали близкие, Джек, Кеннеди влюбился в Нее, так же как и все, в ту секунду, когда впервые увидел. Он был тогда еще молодым, но подающим большие надежды сенатором, а заодно и наследником огромного состояния. Муж его родной сестры, как когда-то и отец Джона Джозеф Кеннеди, в пятидесятых был влиятельным человеком в Голливуде: устроил очередную роскошную летнюю вечеринку на своей вилле в Лос-Анджелесе. Они пришли на нее с законными супругами: Она была со своим мужем, лучшим бейсболистом мира, он — с юной Джеки, непередаваемо изящной, стильной и при этом прекрасно образованной бывшей французской журналисткой. В постели Джона