Победа!

– Ура-ра! – радуется и Лиззи, на эмоциях подпрыгивая на месте, захлопав в ладоши. – Дори, мы тебя поймали, мы тебя поймали! – хихикает, дразня нашу еле уловимую птичку.

Птичке не нравится ни ящик, ни я на нём сверху, ни проявленное веселье Лиззи. Она кудахчет, и громко, ворчливо, бьёт то одним крылом, то другим, пытается выбраться.

И меня клюнуть!

– Ай… – пропускаю я первое нападение, окрылённая эйфорией недавней победы.

Руку простреливает жгучая боль.

Чуть не сваливаюсь с ящика!

Глава 20

Спасибо моей маленькой помощнице, та реагирует быстро и чётко. Пока я уворачиваюсь от мстительной пленницы, шестилетка придавливает ящик стулом. Сперва одним, затем ещё двумя.

– Теперь точно не сбежит, – сообщает, с гордостью разглядывая результат своей деятельности.

Я согласно киваю. Но ничего не говорю. Рефлекторно поджимаю губы, разглядывая, как чуть ниже левого локтя проступают капли крови, а сама ссадина выглядит так, будто я впервые учусь кататься на велосипеде и сваливаюсь с него.

– Очень больно? – замечает моё состояние Лиззи.

Она подходит ближе и прижимается к моему плечу. Я всё ешё молчу. В первую очередь потому, чтобы не выдавать то, насколько мне больно. Не хочется огорчать девочку и недавнюю радость.

– Нет. Это только так кажется. На самом деле почти нисколечки, – немного погодя, нахожу в себе силы заговорить максимально бодрым голосом и тут же нагло вру я. – Скоро заживёт, – заверяю следом.

Девчушка смотрит на меня, как на умалишённую. Явно не верит ни на гран. Всё-таки ей не два, и даже не четыре.

– Я видела: в туалете наверху, есть аптечка, – произносит с виноватым вздохом и далее в самом деле просит прощения: – Прости меня, пожалуйста. Просто я не хотела, чтобы деда ругался.

Улыбаюсь. Подаюсь к ней ближе и обнимаю за хрупкие плечики, притянув к себе вплотную.

– Я рада, что мы её поймали. Вместе, – говорю, как есть, задумываю о сказанном ею снова. – Откуда знаешь про аптечку? Разве деда тебе не запрещает тут играть? – усмехаюсь следом.

Лиззи виновато вздыхает снова и опускает голову.

– Запрещает, – неохотно и едва заметно, однако всё же кивает она. – Но здесь же так красиво… – добавляет совсем жалобно, умолкает, правда, ненадолго. – Ты же ему не расскажешь, правда же? Ну, пожалуйста, не рассказывай! – вскидывает голову, глядя на меня всё с той же виной и жалостью. – А то он меня обратно к маме отправит, а я не хочу туда, там все-все соседи противные! Мне тут очень нравится, я хочу всегда-всегда здесь жить, с дедой и Дори! – принимается откровенно умолять, схватив меня за подол платья до побеления пальчиков, то и дело дёргая тот.

Улыбаюсь шире прежнего.

– Только если ты сама не расскажешь, как мы тут за твоей Дори охотились. Думаю, не только тебе достанется, но и мне тоже, если кто-нибудь узнает, что мы с тобой сюда в самом деле залезли, – соглашаюсь на свой лад, ещё раз удостоверяюсь в том, что стулья – они же надёжная тюрьма для нашей вреднючей курицы, та не сбежит, пока нас нет. – Идём, найдём пластырь и вернёмся, пока нас не хватились, – предлагаю в довершение.

– Угу, – успокаивается Лиззи.

Всего внутри дома – две лестницы. Мы проходим мимо первой, чьи ступени выполнены из эпоксидной смолы, напоминающей жидкий мрамор, разлитый светлыми пятнами по тёмным ступеням. Пользуемся второй, из “парящих” деревянных ступеней. Дальше располагаются спальни, в одну из них мы и сворачиваем. Хотя просто спальней язык тоже не поворачивается назвать. Целые отдельные апартаменты, в лучших традициях номеров люкс. Здесь заметно темно, плотные портьеры запахнуты слишком плотно, да и внушительный слой пыли не обещает дополнительной возможности освещения. Ничего не трогаю. Почему-то кажется, это как на нечто святое покуситься. Но по пришествию в пункт нашего назначения включатель всё же затрагиваю. В конце концов, в самой ванной комнате вообще никаких окон нет, а в кромешной темноте аптечку мы точно никак не найдём, пора бы действительно поторопиться.

– Вон там, за зеркалом, – подсказывает мне Лиззи, указывая на шкафчик над раковиной.

А я вдруг вспоминаю, что до всего этого в самом деле ведь в такое место собиралась. Теперь хочется снова и почти нестерпимо. А ещё самой девчушке, не только мне, тоже неплохо было бы умыться и привести себя в порядок.

Начинаю с последнего…

Шестилетка не в восторге, но стойко терпит. Немного погодя, помогает и мне справиться с наклейкой пластыря.

– Подожди меня немного за дверью, я скоро приду, – оправдываю свой зов природы, требующий уединения.

Та понятливо кивает и уходит. Мне же требуется пара минут, после которых я опять умываюсь. Ледяной водой. И уже не потому, что испачканная или надо вернуть себе подобие нормальной внешности. Вспоминаю о том, что теперь мне предстоит вернуться к Каю. И кто знает, на какой стадии ожидания он сейчас? До сих пор не замечает моё отсутствие? Настолько занят разговором по телефону. Или же только спохватывается? А может, не только? Успевает устроить допрос всему персоналу фермы? Ругается. Злится. В бешенстве. Все дружно меня ищут.

Или же…

Какой из вариантов верный?

Слишком много их. Теряюсь.

Лишь одно совершенно точно верно: пора возвращаться!

– Эй, Лиззи? – зову, как только выхожу из туалета.

Девчонки нет. Ни около двери, у которой я прежде прошу её меня дождаться, ни в коридоре, куда я выглядываю первым делом, пока зову её, когда обнаруживаю её пропажу, ни в смежной комнате, ни в самой дальней – напоминающей мини гостиную, совмещённую с кабинетом.

Вот тут-то и случается ещё одна заминка…

Пока обхожу каждый угол, заглядывая за предметы мебели, ненароком думая о том, что у нас тут, похоже не только догонялки, ещё и прядки будут, натыкаюсь на… фото. Их много. В резных рамках. Повсюду расставлены: на камине, столике у окна, прикроватных тумбах, и даже на стене развешены. Разные. Яркие. И почти всюду – трое. Семья. В самых разных ситуациях. В разные времена года. С разными периодами истории их жизни. Начиная от больничной палаты с младенцем на руках – заметно уставшая, но безмерно счастливая, рядом с мужем, молодая мамочка с бездонным тёмным взором держит младенца и улыбается в камеру. Дальше – та же пара, а ребёнку примерно полгодика. У них пикник, пухлый розовощёкий ребёнок в люльке, грызёт резиновую игрушку и смешно хмурится, сосредоточившись на своём занятии. Но даже не малыш, вызывающий приступ умиления, цепляет мой взгляд и столь быстро забирает всё внимание. Мужчина. Если на первой фотографии его ракурс – почти со спины, и трудно разглядеть