– Когда вы этому научились? – генерал тряхнул головой. – Нет, я не то хотел спросить. Зачем нужно… зачерпнуть этот оранжевый свет? И что это за свет такой?

– Оранжевым светом он называет какой-то эффект, который мы заметили… Впрочем, после объясню, – подсказал генералу Венциславский. – Вересаев, а и впрямь – зачем вам этот свет понадобился?

– Не знаю, не могу сказать. Но мне представляется, что этот эффект каким-то образом позволит легче проходить к голубому горизонту. – Ромка снова не мог ничего добавить и стал по-дурацки переступать с ноги на ногу, подбирая слова. – Это кажется мне как бы… меткой – нет, педалью! – которую следует нажать, чтобы потом рвануть к самому Раю.

– И тогда первый со вторым сумеют миновать ряды ангелов? – поинтересовалась Мира. – Если наедятся этого оранжевого света?

– Не совсем так. Они там, и те твари, и ангелы, воспринимают нас как нечто единое, слитное, совместно-общее, и если первый-второй экипажи сумеют пробиться к оранжевому свету, если подчерпнут его в достаточной мере, это будет… как разрешение, чтобы четвертая-пятая команды прошли дальше, куда их сейчас не пускают… В общем, четвертый-пятый экипажи, идите до конца, если ребята в условном Аду справятся, у вас не будет трудностей при достижении голубого горизонта, чтобы рассмотреть, что там находится.

– А как вы будете их синхронизировать на старте?

– Это просто, мы тут последнее время хорошенько над этим поработали и добились результатов.

– Вообще-то вы не докладывали об этих разработках, Олег, – упрекнул Ромку фон Мюффлинг.

– Я докладывал, только мои… письмена наверх, к вам, к начальству, похоже, не доходят. Или ими никто не интресуется.

– Создать синхронизацию действительно можно, только не так просто, как Роман… Олегович тут объяснил, – поддержала его Валя Веселкина. – Пару машин мы вполне способны объединить приборно по пси разных экипажей. Наших настроек для этого хватит, они неплохо удерживают эти связи, надежно и долговременно… Вот сделать общими две пары машин, собрать четыре экипажа воедино – уже затруднительно. Слабоваты наши агрегаты. Это все равно что пятитонным краном поднимать двадцатитонный груз… Не получается ни в какую. – Она огляделась. – Мы давно над этой задачей бьемся, и летуны наши это хорошо себе представляют.

– Я представляю только то, как вы нас собираете перед вспышкой, ну то есть еще в зале, когда мы тут разгоняем резонаторы, – брякнул честный Паша Пресняков. – А дальше все… по-другому, чем вы говорите, выходит. В общем, эти ваши соображения для меня – новость.

– Видите, Вересаев? – грозно сверкнув очами, высказался генерал. – Это подтверждает… По-моему, вы какие-то тайные разработки ведете.

– Никак нет, господин директор. Все, что делаем, мы рассказываем, кого только в коридоре ни встретим, тех и оповещаем, так сказать, хотя… – он делано помялся, – не всем это интересно.

Многие опять хохотнули. А Ромка сел, втайне уже жалея, что так-то вот шутовством решил отделаться. И вышло плохо, да и сел он зря.

Все уже стали подниматься сами, без распоряжения или какого-либо знака от начальства. В самом деле, кому нужно было это распоряжение, если все и так понятно? По крайней мере, на это можно было надеяться.

Авдотья вошла после вспышки и потери управления в состояние кайфа на редкость легко. С удовольствием подумала, что наработки-тренировки-опытность все же дают себя знать, многое она делала автоматически уже не только мыслями, своим пси и даже руками, но и правильным отношением к делу. Она осмотрела все, до чего могла дотянуться вниманием.

Чистилище было на месте, как, мысленно хохотнув, отметила она, ее поддержал Андрис Пачулис. Ему тоже было хорошо, он тоже плавал в волнах эйфории, самого незамутненного счастья. Это свидетельствовало о том, что он тоже достиг некоего условного для себя умения или мастерства, а то и совершенства.

А вот Паша Пресняков был хмур, он только подчинялся Авдотье, но сам почти не выбрасывал энергию на эмоции. Антонина попробовала его подбодрить: «Четвертый экипаж, почему в грустях?» – «Нечего тут веселиться, Авдотья, нам бы…» Дальше шло что-то неразборчивое, никто не стал в это и вдумываться. Амиран почти лениво, не пробуя быть слышимой, высказалась: «Сменить бы такого кислого, может, легче проходил бы старт». – «Старт мы и без всяких прочих условий прошли ого-го! Каково-то дальше будет?»

«Тоже будет хорошо», – приказала Авдотья и припрягла своего анимала Амиран и Андриса, чтобы они подавали ходовую пси на резонаторы, тогда оба пилота, Тоня Латуш и Берта-Мария Панвальд, впряглись в работу. Они погнали машины с некоторой лихостью, набирая условный ход, да так, что по броне обеих машин даже блики и разряды внешней плазмы побежали. Еще немного, казалось, и они вовсе вырвутся из этого окружения и еще куда-нибудь попадут… Вот только куда? Дальше-то было некуда, пока что для человечества это Чистилище – непонятное и грозное, как бы ни веселились некоторые из пилотов-иномерников, – представлялось пределом всего известного мира.

«Странно выходит, связи с другой парой нет, а ведь должна быть, – решила высказаться Генриетта. И тут же пояснила, хотя все уже поняли ее, а если не поняли до конца, то все равно объяснять не следовало… – У нас обоих присутствие тут почти на сорок процентов, мы едва ли не в реале здесь и сейчас». – «Вот потому и плазма видимой сделалась», – добавил неожиданно Зуза Освальд. Он тоже, оказалось, следил за всем, как ему и полагалось по штату, и даже о баскетболе или о чем-то подобном, что обычно гуляло в его сознании, не грезил. Авдотья напряглась, не высказала ли она последнее соображение настолько явно, что и другие сумеют прочитать? Но выяснилось, что вышло даже лучше: те, кто хотел, кто был правильно настроен, это соображение поймали, а те, кому этот полет казался трудным и напряженным, ее мыслей не уловили.

И все же Паша Пресняков ее чуть одернул: «Пятый экипаж, вы бы посерьезней». – «Согласна», – вынуждена была отозваться Авдотья, командир этого пятого.

Они почти беспрепятственно неслись вперед, Авдотье уже начинало казаться, что они видят голубой горизонт, хотя было, пожалуй, рановато.

«Мне кто-то говорил, что странные штуки, по расчетам научников, должны появляться, только когда мы пятьдесят процентов своей реальности тут наберем. Если начнется раньше, это должно нас напрячь-озаботить».

Серый фон Чистилища был хоть и прозрачней обычного, но все же представлялся плотным и слегка слоеным. Вот через эти пласты они и пролетали, причем движение у них происходило рывками, едва ли не с потряхиваниями и даже ощутимыми заносами, как на неровном, раздолбанном проселке. Берта-Мария высказалась: «У вас в России даже Чистилище какое-то неровное, как вам, русакам, такое удается?» – «Положим, тут не все русаки», – медленно, будто все еще вникая в смысл шутки, высказался Зуза. «И даже не все славяне», – добавил Пачулис.

«Положим, литовцы все почти славяне по генокоду, только с северными добавками», – отозвалась Правда.