Вдобавок варвары получили дополнительное время на подготовку к обороне, поскольку транспорты прибыли гружеными и, чтобы с их помощью переправить людей, сначала следовало разгрузить припасы. В результате солдаты, которым предстояло идти в бой, вынуждены были перетаскивать груз с судов на пристань, а потом еще и оттаскивать его в сторону, чтобы тот не загромождал дорогу, мешая посадке.

Пока римляне прилежно трудились на своем берегу, на той стороне реки скапливалось все больше и больше бриттов, а это, естественно, грозило первой волне десанта серьезными неприятностями. Неудивительно, что бойцы авангарда нервничали и отчаянной бранью побуждали своих товарищей ускорить разгрузку.

Первый транспорт еще не приблизился к вражескому берегу, когда толпящиеся там варвары издали громовой, прокатившийся по их рядам клич. По прикидкам Катона, бриттов у реки собралось несколько тысяч, и, хотя более точно определить, сколько на деле народу в этой колышущейся массе, не представлялась возможным, было очевидно, что по сравнению с первой партией бойцов Второго легиона варвары имеют значительное численное превосходство. Что, естественно, не лучшим образом сказывалось на настроении намеревавшихся высадиться солдат. Понимая, что людей необходимо приободрить, Катон отвернулся от дикарей и сказал:

— Слышите, как разорались варвары? Ничего, скоро они у нас запоют по-другому.

Нескольким солдатам удалось выдавить вымученные улыбки, но большинство имело смятенный, а то и откровенно испуганный вид. Всего несколько часов назад эти люди казались исполненными решимости во что бы то ни стало посчитаться с туземцами за своего центуриона, но, как запоздало понял Катон, одно дело — желать отомстить, и совсем другое — пытаться осуществить это желание, когда враг так силен. В этот момент Катон с особой остротой ощутил, что люди сейчас особенно пристально присматриваются к нему, оценивая его командирские качества, а он пока в этом мало себя проявил. В конце концов, многие из них по-прежнему оставались при мнении, что ему и оптионом-то быть рановато.

Макрон в таких обстоятельствах наверняка обратился бы к товарищам с каким-нибудь дельным призывом или такого же плана напутствием, но юноше не приходило в голову ничего, кроме избитых высокопарных фраз, позаимствованных из книг и совершенно неуместных здесь, перед лицом смертельной опасности. Говорить что-то в этом роде означало выставить себя напыщенным идиотом.

Какое-то время легионеры и их временный центурион молча смотрели друг на друга. Молчание затягивалось, перерастая в неловкость. Катон оглянулся через плечо и, увидев, что черты лиц отдельных бриттов уже хорошо различимы, понял, что если он все-таки хочет что-то сказать своим бойцам, то говорить надо сейчас, не откладывая.

Молодой человек прокашлялся.

— Уверен, что наш центурион точно бы знал, что вам сказать перед делом. Уж у него-то нашлись бы нужные ободряющие слова, и мне бы очень хотелось, чтобы он был сейчас с нами. Я ведь прекрасно понимаю, что не гожусь ему и в подметки. Но его с нами нет, и сейчас нам предоставляется возможность посчитаться с теми, кто лишил нас нашего командира. Лично я настроен отправить как можно больше варваров следом за ним, в царство Аида.

На сей раз многие поддержали его заявление одобрительными восклицаниями, и Катон почувствовал, что между ним и этими закаленными ветеранами устанавливается некая связь.

— Только имейте в виду, что, даже если через Стикс начнут переправляться отрядами, Харон никому скидки не делает. Так что лучше поберегите свои денежки и оставайтесь живыми.

Шутка, конечно, не самая остроумная, но перед гибельной заварухой важно хотя бы чуточку поднять настроение подчиненных, что ему вроде бы удалось.

Что-то плюхнулось в воду неподалеку от судна. Катон обернулся, и в тот же миг носовую надстройку осыпал град камней и свинцовых ядер, выпущенных из дикарских пращей.

— Надеть шлемы! — крикнул Катон и, торопливо застегивая под подбородком ремень, пригнулся, чтобы спрятался за фальшбортом.

Шедшая впереди трирема забрала вверх по течению, чтобы метать там на якорь, и между первым судном и берегом осталось около ста локтей водной глади. Пращники варваров продолжали обстреливать транспорт, но и команда, и легионеры прятались теперь за бортами, и обстрел, по крайней мере пока, никакого ущерба римлянам не наносил.

— Полегче на веслах! — проревел капитан, и гребцы перестали налегать на длинные рукояти, давая возможность шедшим позади транспортам догнать головной корабль и образовать линию, чтобы высадка со всех судов осуществлялась одновременно. Под непрерывным обстрелом вражеских пращников, к которым присоединились и лучники, неуклюжие транспорты осуществили требуемый маневр и стали ждать, когда метательные машины триремы обрушат свои снаряды на скопление бриттов.

Потом с громкими, резкими щелчками заработали тяжелые стрелометы. Огромные металлические стрелы, попадая и тесную толпу, легко находили множество жертв, и теперь к варварским боевым кличам добавились не менее громкие вопли раненых и умирающих. Находившиеся на борту триремы лучники добавили к залпу машин ливень своих легких стрел, под которым бритты, многие из которых не имели доспехов, падали, как побитые градом ростки. Когда боевые машины триремы вкупе с прилежно работавшими стрелками проделали в рядах варваров заметные бреши, капитан головного транспорта подал сигнал и гребцы снова налегли на весла. Суда двинулись к берегу, и легионеры подняли щиты над головами, прикрываясь от мгновенно забарабанивших по ним метательных снарядов и стрел. А вот моряки, в отличие от солдат, ни щитов, ни доспехов не имели, и, когда ведущий транспорт приблизился к суше, одно из весел с левого борта, войдя в воду, вдруг безжизненно замерло. Оба его гребца были выведены из строя: один, еще живой, стонал на палубе, пронзенный сразу двумя стрелами, а его напарник уже не двигался, ибо вражеская свинчатка уложила его на месте, через глазницу проникнув в мозг. Это сбило работу всего ряда весел левого борта. Судно начало разворачивать, и Катон, осознав размеры грозящей опасности, бросил щит с копьем и схватился за свободную рукоять, пытаясь вытащить лопасть весла из воды. Борясь с непривычным и тяжеленным орудием, рассчитанным на двоих сильных малых, он делал все возможное, чтобы удерживать судно от разворота, тогда как по бортам и по палубе непрестанно молотили метательные снаряды, а в доски настила впивались стрелы.

Он рискнул бросить взгляд через борт и увидел, что транспорт вот-вот уткнется в берег. В следующий миг днище заскребло по отмели. Судно остановилось, капитан приказал своим людям прекратить греблю и укрыться от обстрела. Катон отпустил неподатливое весло и, сознавая, что взоры всей центурии устремлены на него, снова подхватил с палубы щит и копье.

— Помните, ребята, — крикнул он, — это им за Макрона! Копья к бою!

Люди поднялись на ноги. Находившиеся впереди перебежали на палубную надстройку, где имелся простор для замаха.

— Бросай!

Едва копья взмыли в воздух, как легионеры из задних рядов торопливо снабдили метателей новой партией оружия для следующего броска. Наконец центурия израсходовала весь запас метательных копий — и как раз вовремя, ибо трирема тоже прекратила обстрел врага.