– Нет. – Полина направилась к двери. – Пусть выспится, а потом садится за бумаги.

– Он же все прочитал.

– Да, но всего раз. – Она покачала головой, показывая, что это никуда не годится. – И еще вопрос. Последний. Папа когда-нибудь говорил с тобой об ангелах?

– Не припомню такого.

От Полины не укрылось, что Ипполит Аркадьевич замешкался и слегка помрачнел. Вряд ли врал, но недоговаривал точно.

* * *

Прибыв к дому Губернатора, Полина поняла, что упустила из виду две вещи.

Первая: если в соседнем дворе убили вашу секретаршу, то, скорее всего, на следующий день вас не будет дома.

Вторая была существенней и вызывала тревогу: в версию никак не встраивалось то, что Полина узнала от призраков. В мире живых Губернатора, конечно, боялись, но не мог же он оказывать такое же влияние на потусторонцев? Почему хозяин дачи опасался и слушался его, а хиппи на крыше мечтал стать таким же? Единственное возможное объяснение отзывалось болью в груди.

Папа. Его изыскания.

Если он узнал, как защититься от призраков, то вполне мог научить этому Губернатора. Вот почему духи приняли его за своего. А насчет многоликости… Что ж, это могла быть метафора.

План по избавлению мира от очередного маньяка посыпался, как штукатурка с исторического дома. Если Губернатор умеет управлять призраками, натравить на него потусторонца из подвала – задача со звездочкой. Кем бы он, этот призрак, ни был. Сердце застыло, а следом, наверстывая, заколотилось быстрее обычного.

Низкая ограда, за которой вчера шелестели пальмы, играл джаз и таяли сфинксы, навела Полину на мысль. «Если будет худо, – прозвучало в голове, – если почувствуешь, что теряешь силы, обратись за помощью. Запоминай: Литераторские мостки…». Обычно Полина прерывала голос здесь или чуть далее, не давая договорить до конца, но сейчас сдерживаться не стала.

Память перенесла ее в кабинет отца. Пахло ментоловым кремом для рук, бумагой и потревоженным антиквариатом. Всюду стояли раскрытые коробки: в одних лежали папки с делами, в других – кристаллы, гримуары и другие вещицы из папиной коллекции. Тартаровы готовились к переезду в новую квартиру, а потому новость о Перу больно ужалила Полину.

Как внезапно и как единолично папа принял решение о поездке. Полина надеялась, что все меланхоличные вздохи и унылые взгляды, которые он бросал на нее в последнее время, исчезнут – стоит лишь переступить порог квартиры мечты. Возможно, так бы и случилось, если бы отец перебрался туда один. Он не мог избавиться от Полины, а следовательно – от горьких воспоминаний, которые она невольно будила в нем.

– Почему ты уезжаешь? – решительно спросила Полина, замерев на пороге кабинета. – Не говори про выгодное предложение и захватывающие перспективы. Это я уже слышала. Мне надо знать истинную причину. Дело во мне?

– Истинную причину, – повторил папа. – Хочешь знать истину? Она – в вине. – Тонкие губы тронула невеселая усмешка.

Полину впервые покоробила отсылка к Блоку. Сейчас ей нужен был не он, а отец. Его слова, его правда. Какой бы болезненной она ни была.

– Прошу. – Руки, сомкнутые на груди, затряслись: так засов дрожит под напором безумца, ломящегося в дверь. – Я выдержу. Любой ответ. Кроме лжи.

Отец медленно обвел взглядом свою коллекцию, вещицу за вещицей, и остановился на Полине.

– Нет, так и есть, – сказал он не своим голосом. – Истина в вине. В моей вине.

Полина не понимала, что папа имел в виду. Она упрямо замотала головой, как бы говоря: «Какая вина? Тебе нельзя ее чувствовать. Немедленно перестань!»

– Вылитая она, но совсем другая, – задумчиво пробормотал отец, глядя ей в лицо. – С каждым днем ты все больше напоминаешь свою мать, и это становится невыносимо. Просто невыносимо.

– Так, значит, дело в любви? В банальной любви к женщине, которая бросила нас? После всего, через что мы прошли… – Полина задыхалась: она еще никогда не говорила с отцом в таком тоне.

– Хватит об этом, – оборвал он. – Решение принято, билет куплен, и меня ждут заказчики. Ты справишься, а Ипполит поможет. Он от тебя никуда не денется, это уж точно. Но… – Отец отвернулся. – Если будет худо, если почувствуешь, что теряешь силы, обратись за помощью. Запоминай: Литераторские мостки, дорожка близ Волковки, провалившаяся могила под белой плакальщицей. Повтори.

Полина поджала губы.

– Повтори, – еще раз, строже, сказал отец.

Сглотнув подступающую обиду, она без запинки отчеканила адрес неизвестной могилы. На Мостках Полина, конечно, бывала, и не раз: навещала любимого поэта. Папа никогда не сопровождал ее. Более того, он ни разу не упоминал о белой плакальщице.

– Кто там похоронен? – спросила Полина.

– Только помни, – отец, как часто бывало, пропустил вопрос мимо ушей, – если поедешь туда, ничего больше не будет, как прежде. Все изменится. Ты изменишься. И твое отношение ко мне – тоже.

В тот момент Полина подумала, что, вероятно, никогда не отправится на поиски белой плакальщицы. Менять что-либо она не хотела – напротив, мечтала, чтобы все оставалось как прежде.

Теперь, стоя у ограды губернаторского дома, Полина тихо похвалила себя за то, что не отпустила такси. Забравшись в теплый, пахнущий химическим бризом салон, она произнесла название кладбища. Несмотря на предупреждение отца и тревожные сны, Полина не могла упустить эту зацепку. Папа был прочно связан с Губернатором, знал его еще до Полининого рождения и мог догадываться о его страшных наклонностях. Что, если он оставил на погосте подсказку?

Да и чего Полине бояться? Того, что все изменится, включая ее саму? Это уже случилось. Как только за отцом закрылась дверь, механизм перемен запустился и стал набирать обороты. Новая квартира, компаньон и его брат, незнакомые чувства, потеря контроля над магией, жалость к призракам, желание разобраться в убийствах и остановить маньяка… Да, все изменилось, и только в одном Полина была уверена: ее отношение к отцу осталось и останется прежним. Напрасно он тревожился, что посещение неизвестной могилы подточит ее любовь к нему. Отец был светом факела в темном лесу ее детства, населенном призраками. Пусть он не мог отпугнуть их, но всегда указывал путь.

«Как тяжко мертвецу», – пронеслось в голове. Сжались кулаки, а следом зубы. Полина повернулась к окошку, за которым опять накрапывал дождь: совсем хилый, не в пример ночному. Зажмурившись, она представила, как отец в соломенной шляпе и светлом костюме идет по цветущей, по-летнему теплой Лиме, и внутри растеклось спокойствие.

Прозвенел сбоку красный трамвай. Взглянув на него, Полина увидела внутри палево-серый сгусток, прильнувший к стеклу. На полупрозрачном лице, похожем на пятно акварели, темнели три щели: глаза и рот. Призрак относился к недотыкомкам – самому распространенному семейству,