Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стамбо отбросил пистолет и ошарашенно потер лоб.
— Боже мой…
Поднявшись на ноги с помощью Феликса, Присцилла Джейн обняла его, морщась от боли в плече.
Над поляной неожиданно зазвучал еще один голос, женский. Он был подобен вздоху ветра в кронах деревьев, журчанию воды среди скал или шороху снега, осыпающегося с сосновых ветвей. В нем слышалось материнское тепло и озабоченность. Все вздрогнули, даже Тош испуганно замер и задрал голову.
— Кто звал меня?
Феликс осторожно снял с себя руки Присциллы Джейн и шагнул вперед, в сторону цепочки кристаллов.
В круге стояла обнаженная женщина. Длинные волосы пшеничного цвета, нежно-розовая кожа, фиалковые глаза. Взгляд на нее заставлял вспомнить «Весну» Боттичелли.
Морфическое поле планеты в человеческом воплощении.
Феликс смущенно откашлялся.
— М-м… Гайя, это я. Видишь ли, мне нужна твоя помощь. Если бы ты была так добра… Короче, я тут немного поиграл с морфическими полями… так сказать, в режиме пользователя… но если ты научишь, как их менять, я бы смог закрепить некоторые изменения, чтобы мы не зависели от этих громоздких приспособлений.
Гайя перешагнула через круг. Феликс невольно ахнул. Он знал, что все ее формы должны быть автономны, но видеть своими глазами…
Она устремила на него свой завораживающий взгляд — и не слишком дружелюбный.
— Так это ты вмешивался в судьбу моих творений?
— Ну… да.
Гайа подняла лицо к небу и вскинула руки. Воздух потемнел, ударил гром, земля под ногами вздрогнула. Поляну расколола зигзагообразная трещина.
— Это запрещено! — Теперь ее голос звучал оглушительно, подобный грохоту горной лавины. — Я этого не потерплю!
— Но, Гайа, ведь законы физики и биологии позволяют…
— Тогда я изменю ваши законы!
Она уронила руки. Феликс зажмурился, приготовившись умереть в третий и последний раз.
Однако ничего не произошло. Он осторожно приоткрыл глаза.
Женщина исчезла.
Круг из кристаллов — которые теперь годились лишь для дамских украшений — стал тусклым и мертвым.
А Присцилла Джейн, Тош, он сам? Они остались! И у инспектора Стамбо по-прежнему было две руки!
Феликс расстегнул ожерелье и отбросил его.
Никаких изменений!
Следуя его примеру, все остальные также освободились от браслетов. Тош легко избавился от ошейника, разорвав его лапой.
Стабильность!
Феликс перевел дух.
— Нам повезло. По-видимому, самоподдерживающееся поле Гайи, коснувшись нас, придало устойчивость всем превращениям, прежде чем она наложила запрет.
— И надолго это? — недоверчиво хмыкнул Стамбо.
— Навсегда, я думаю. Теперь морфический резонанс вряд ли можно отнести к числу активных научных дисциплин.
— Значит, я больше не потеряю руку, — улыбнулся инспектор.
— А я не превращусь в Перфидию, — с облегчением вздохнула Присцилла Джейн.
— И я не стану Присциллой Джейн, — заключил Феликс. — А старый добрый Тош…
— Р-р… Р-рау! Рауди!
Благодаря своему папаше Чарльз Алтон Фэрлей каждый год мог похвастаться новой машиной.
На сей раз у него был ярко-синий «плимут спорт-фьюри» 1975 года выпуска.
Кендрик Скай легко определил это по одному лишь звуку работающего двигателя, хотя сам двигатель, надежно скрытый под капотом, находился на расстоянии четверти мили, на повороте тенистой проселочной дороги, ведущей к скромной мастерской на краю кладбища старых автомобилей.
Месяц назад Кен говорил Чаку, что фабричный вентиляторный ремень его новой роскошной тачки никуда не годится и его надо бы заменить. Чак лишь рассмеялся своим резким неприятным смешком, напоминающим хруст, с которым голодная свинья пожирает новорожденных поросят.
— С какого перепугу, Кен? Ты что, совсем сбрендил? Шарики за ролики зашли? Это же американская машина, а не какое-нибудь японское дерьмо. Прямо с конвейера, и куплена в салоне у Элмора! Сам знаешь, какой он дока в мелочах. Какого черта, ты только взгляни на этот ремень! Нет, ты глянь! Да он крепче, чем мой конец! Я не спорю, папаша Риз спец каких мало, но если ты скажешь, что Элмор сраный сосунок, который может не заметить бракованный ремень… ну что ж, тогда я с удовольствием передам ему твои слова. Посмотрим, как он после этого будет присылать к тебе клиентов.
Кен тогда промолчал. Он вообще предпочитал не высказываться, когда сомневался, что его соображения будут приняты слушателями хоть сколько-нибудь благожелательно. Это вошло в привычку с тех пор, как, вернувшись из Вьетнама, Кен узнал о безвременной кончине Риза, в которой частично винил и себя. Неудивительно, что число бесед, которые он был способен поддерживать, сильно поубавилось.
С другой стороны, теперь ему не приходилось ни с кем спорить.
В конце концов жизнь наладилась и пошла своим чередом, с равными полосами удач и неудач. Во всяком случае, в свои двадцать два года Кен имел мало оснований на нее жаловаться.
По мере того как автомобиль приближался, в шуме мотора все яснее становились различимы жалобные нотки, издаваемые разлохмаченными прядями потертого ремня, который мог лопнуть в любую минуту.
Однако повторять свою ошибку Кен не собирался.
«Плимут» затормозил, подняв облако пыли. Когда она немного рассеялась, стало видно, что в машине, кроме водителя, еще двое.
Бонита Коуни сидела впереди, рядом с Чаком.
Мона Джей Бонавентура — на заднем сиденье.
Не дожидаясь, пока Чак выключит двигатель, Мона Джей распахнула заднюю дверцу и бросилась к растерянному механику.
— Я вернулась! — воскликнула она, обняв его и приблизив лицо почти вплотную. — Даже не знала, что ты все еще в Роквилле! Случайно встретила Чака с Бонни на улице и первым делом спросила о тебе. А когда узнала, заставила их везти меня прямо сюда!
Мона Джей отступила на шаг, и Кен смог разглядеть ее костюм.
В общем, ничего особенного.
Копна вьющихся каштановых волос перехвачена дешевой лентой, вышитой индейским бисером. Кожаная безрукавка, под ней обтягивающий фиолетовый топик. Расклешенные брюки, невероятно широкие внизу, полностью скрывали ноги, очерчивая в пыли почти полуметровые круги. К тому же с ногами явно было что-то не то — девушка стояла и двигалась очень странно.
Крупный нос, чувственные губы, огромные глаза — примерно таким мог быть результат трудов пластического хирурга, решившего соединить в одном лице Кэрол Синг и Карли Саймон.