же год себе кисть отхватил. Так тот тоже про технику безопасности пел. Сильно она ему помогла?

— Ой, всё. Не бухти. Вечером вернусь. Надеюсь, всё будет готово.

— Будет, будет. Ты только Петровича пришли. Желательно, с бутылкой коньячку. Хе-хе.

— Будет вам коньячок, вы сначала дело закончите. Алкоголики и тунеядцы.

— Да ну, — отмахнулся он. — Какие ж мы алкоголики? Так, чисто для сугреву и поднятия настроения накатим — и всё. — Увидев мой строгий взгляд, он добавил. — После работы, разумеется.

Я улыбнулся и вышел на мороз. Без поддержки маной доменная печь сильно потрескалась. В некоторые трещины можно было без труда запихнуть указательный палец. Размахнувшись, я влепил удар ботинком — и печка рухнула. Вандал ли я? Ну, во-первых, я сам же её и построил, могу делать, что хочу. А во-вторых, сломал я её ради научного интереса!

Порывшись в руинах, извлёк на свет божий пригоршню отработанного шлака. Прочные чёрные штыри оказались пористыми внутри и после термической обработки легко крошились пальцами. При этом они утратили антимагические свойства. Видать, основу прочности и защиты от магии давали те золотистые вкрапления металла. Что ж. Посмотрим, что удастся из него сделать.

Бросив по ветру пригоршню чёрной пыли, я посмотрел, как ледяной поток ветра уносит её вдаль, а после направился к Макару. Наш азиат увлечённо разбирал снайперскую винтовку. Видать, пытался очистить ствол от нагара. Благое дело. Но этим можно и позже заняться. Схватил его за шиворот и потащил в отель.

В комнате номер один нас встретили улыбчивые швеи. Никто из них не бухтел, даже наоборот. Угостили чаем и имбирными пряниками. Перекусив, мы приступили к примерке. Белые шерстяные штаны, куртка и шапка-ушанка смотрелись на нас… По-дурацки, что ли?

Нет, для зимнего леса — самое то, но вот в город я бы в такой одёжке не сунулся. Впрочем, было удобно и тепло. А это — самое главное. Тем более, одёжка ещё и пуленепробиваемая! Забрав обновки, мы разошлись по домам. Я отправился в свою комнату и продолжил поглощать доминанты, которых осталось аж шестьдесят пять штук.

Кстати, пирамида в ближайшие пару дней поднимет свой уровень. Но до этого мне придётся немного пострадать. Вытащив из тумбочки визитницу, я достал клочок бумажки, измазанный кровью, и услышал ласковый голос Ут:

«Образцы содержат следующие доминанты…»

Умница. Запомнила мою просьбу. Теперь сразу зачитывает весь список. Улыбнулся я за секунду до болевого шока.

Очнулся ближе к вечеру. Есть хотелось безбожно. Живот урчал на всю комнату. Потянувшись, я пулей метнулся в кабак сменивший название на «Уютная берлога». Похлебал щей, закусил салатиком, и сверху всё это дело шлифанул свиной отбивной. Восторг! Вытерев рот, я вскочил из-за стола и побежал в кузницу. Посмотрим, что Семёныч для меня приготовил.

Ещё с улицы я услышал старческий хохот. Петрович сидел рядом с кузнечным горном и курил. Семёныч опёрся на столешницу и, пыхтя, полировал желтоватый предмет.

— О! Заказчик явился, — усмехнулся Семёныч. — Ну, иди. Принимай работу.

— Хе-хе. Я бы с такой дурой на люди не вышел. Сразу прирежут, — прокомментировал Петрович.

Я же не сводил взгляда с нового оружия, которое само просилось в руки.

— Вот это я понимаю. Под стать Властелину каши, — с придыханием сказал я, подходя к столу.

От автора:

Уважаемый читатель, прошу поддержать книгу поставив сердечко, оно очень поможет в продвижении моего творчества.

Глава 18

Что испытывает скульптор, когда берёт в руки свои инструменты? Прилив вдохновения или страх облажаться, сделав неловкое движение? Если честно, я понятия не имею. Зато я могу вам рассказать о своих чувствах.

Тускло горел огонь в кузнечном горне. Только он и освещал помещение. Пахло махоркой, а ещё двумя старыми засранцами, которые ожидали моей похвалы. Я же не сводил взгляда с молота, лежащего на столешнице. Двуручный красавец. Литой, от рукояти до навершия. Как я и просил, Семёныч сделал на ударных поверхностях выступающие шипы для улучшения пробивающей способности.

С придыханием я положил руку на гладкую поверхность молота. Прохладный металл приятно скользил под пальцами. Молот блестел, словно специально для меня его отполировали. А золотой отлив стал ещё насыщеннее.

Старики правы, с таким оружием я привлеку внимание всех на свете. Но что поделать? Это издержки производства. Не могу ведь я из-за завистников отказаться от своей волшебной палочки? Взявшись за рукоять обеими руками, я поднял молот над головой… и чертовски удивился.

— Это как? — спросил я, уставившись на Семёныча.

— А я откуда знаю? Ты приволок руду. Вот такая вот она. Лёгкая, как хрен пойми что, но прочная, сука. Прочнее тех зубов, что ты приносил. Петрович, а ну-ка покежь руки, — попросил Семёныч, и Петрович тут же продемонстрировал ладони, покрытые кровавыми мозолями. — Что б эту красоту навести, пришлось напильником поработать. — Семёныч кивнул гривой в сторону десятка испорченных напильников, лежащих в мусорке.

— Я компенсирую, — прошептал я, пытаясь понять, стоит огорчаться или нет.

Молот фактически ничего не весил. Огромная железяка, которая должна быть не меньше двадцати килограммов, хорошо, если весила три кило. Да и то, основной вес сосредоточился в навершии. Признаюсь честно, это озадачивало… Молот тем и хорош, что он тяжелый. Таким можно и броню проломить, и любой клинок раскрошить. Благо, силы у меня сейчас предостаточно, чтобы молотком орудовать. А тут такое…

— Чё скуксился? — спросил Петрович, подойдя ближе. — Лупани по вон той железяке, да сделай выводы, нравится наша работа или нет. — Он указал на проржавевшую стальную кирасу, лежащую на наковальне. — Ты на рыжину не смотри. Сталюга там лютая. Я тебе отвечаю.

Спорить я не стал. Подошел к наковальне, взял молот в правую руку, замахнулся и ударил вполсилы. Приятное ощущение. Молот обрушился на кирасу и ожидаемо пробил её шипом насквозь. Стальная броня вогнулась внутрь так, словно была сделана из тонкой жести.

— Лютая сталюга, говоришь? — нахмурился я, повернувшись к Петровичу.

— Ага. Она самая. На вот, обычной кувалдой лупани. Почувствуй разницу. — Петрович протянул мне кузнечный молот.

Вот он уже весил, как положено. Килограммов пятнадцать — точно. Взяв его двумя руками, я размахнулся и опустил его на кирасу. Искры полетели во все стороны и… И всё. Кираса не согнулась, просто на стали появилась пара царапин.

— Бред какой-то… — прошептал я.

— Ага. Я тоже так подумал. А потом к Шульману заглянули. У него весы грузовые имеются. Короче, Семёныч уронил обычную кувалду на них. Весы, как положено, показали полтора килограмма. А потом уронил твою дуру; и знаешь, чего