С тех пор Сект стал еще больше своевольничать. Его связь с министерством совсем ослабла. Многие офицеры из его непосредственного окружения, и прежде всего из управления генерала Ветцеля, подкапывались под Шлейхера. Последний, однако, пользовался могущественной, хотя и негласной поддержкой министра Гесслера, и Сект, зная это, не решался доводить дело до скандала. Недруги Шлейхера снова вспомнили о том, что, будучи штабным офицером, он никогда не командовал воинской частью. Особенно резко критиковали Шлейхера за его сотрудничество с руководством СДПГ. Сект решительно возражал против этого еще в 1923 году. Противники Шлейхера сознательно забывали о том, что именно с помощью социал-демократических лидеров ему удалось добиться в рейхстаге принятия военного бюджета. Генерал Ветцель дошел даже до того, что в первом полугодии 1926 года, когда фон Бредов замещал тяжело и долго болевшего Шлейхера, пытался перетащить к себе некоторых сотрудников отдела, который в то время уже был изъят из его ведения. Однако он потерпел при этом полную неудачу.

С этих пор военно-политический отдел далеко не во всех случаях получал информацию от других отделов министерства о тех предписаниях и решениях Секта, которые могли бы привести к последствиям политического характера. Так, например, несмотря на запрещение министра, продолжалась подготовка добровольцев на краткосрочных сборах, то есть краткосрочное военное обучение студентов и членов правых организаций, которое было введено в 1923 году для того, чтобы подкрепить подразделения рейхсвера. Также не были распущены даже на западе Германии, в том числе в демилитаризованной зоне, подрывные отряды, так называемые фельдъегерские группы, созданные в том же 1923 году для проведения саботажа. Мы в своем военно-политическом отделе узнавали об этих и других подобных проявлениях неповиновения и самоуправства лишь с течением времени из докладов с мест о «чрезвычайных происшествиях», но еще чаще из выступлений против рейхсвера в рейхстаге и в печати. Чаще всего инициатором этих выступлений была Коммунистическая партия, но они исходили также и от социал-демократов, из Немецкой демократической партии и из пацифистских кругов. В результате рейхсвер не только остался мишенью для политических нападок — именно этого Шлейхер и стремился избежать, — но, более того, все чаще стал попадать в центр внимания общественности.

После всего, что я узнал и в чем убедился на своем опыте, я перестал автоматически относиться с почтением к высшим чинам Министерства рейхсвера, сколь бы ответственные посты они ни занимали.

Гораздо лучшее впечатление производил на меня сам министр рейхсвера доктор Гесслер, хотя, будучи всего лишь офицером канцелярии у Шлейхера, я, разумеется, не общался с министром непосредственно. Гесслер не был мелочен, умел искусно отражать все нападки на рейхсвер в парламенте и в печати. Впрочем, еще чаще в своих ответах он ловко обходил суть дела и говорил о чем-нибудь другом. Я не мог понять лишь одного: почему Гесслер так долго терпит фон Секта с его чванством, высокомерием, своеволием и постоянным стремлением размежеваться с министерством?

24 и 26 ноября 1925 года в рейхстаге были так называемые большие дни: шло обсуждение Локарнского пакта, гарантировавшего западные границы Германии, которая подписала этот договор как равноправный партнер Англии, Франции, Италии и Бельгии. В газетных отчетах о дебатах в рейхстаге 24 ноября я прочел выступление министра иностранных дел Штреземана. Локарнский договор, подчеркивал Штреземан, служил делу мира, и германское правительство вовсе не обязано после его заключения изо дня в день повторять, что оно желает сохранять дружбу с Россией. Однако дебаты приняли все же весьма острый характер. Депутаты Коммунистической партии и Немецко-национальной народной партии выступили против договора. Коммунисты при этом отмечали, что Германия, поддерживавшая до сих пор относительно добрососедские отношения с Советским Союзом, теперь переходит в лагерь его врагов, а представители Немецко-национальной народной партии видели в Локарнском пакте добровольное подчинение версальскому диктату.

Мне удалось раздобыть гостевой билет на следующее заседание рейхстага, на котором продолжалось обсуждение договора. Непринужденное, а подчас нейтральное, чтобы не сказать — безучастное поведение большинства депутатов меня не удивило. Эта картина была мне знакома по обсуждениям в рейхстаге военного бюджета, на которых мне уже доводилось присутствовать. В тот день в числе выступавших депутатов социал-демократов был и депутат Ландсберг, обвинивший представителей Немецко-национальной народной партии в том, что они выступают против договора лишь для завоевания дешевой популярности. Депутат-коммунист Шнеллер полемизировал с социал-демократом Вельсом, который, выступая на предыдущем заседании, призывал к перевоспитанию рейхсвера в демократическом духе. От Коммунистической партии на этом заседании выступила Клара Цеткин. Основная мысль ее выступления заключалась в том, что Локарнский договор не служит делу мира, а, напротив, втягивает Германию в антисоветский фронт западных держав. Тогда я еще не мог этого понять. Мне казалось, что Локарнский договор действительно способствует сохранению мира. В то же время я не придавал особого значения таким выступлениям, как речь председателя Немецко-национальной народной партии графа фон Вестарпа, который говорил, что о признании послевоенных границ на Востоке не может быть и речи и что Германия должна сохранить полную свободу рук по отношению к Советскому Союзу. Последующие события воочию показали мне, насколько я был тогда близорук.

Осенью 1926 года и в начале 1927 года в рейхстаге разгорелись дебаты о положении в рейхсвере. В то время я уже покинул военно-политический отдел и заканчивал третий курс высшей военной подготовки. Однако я, разумеется, внимательно следил за ходом дебатов, которые детально освещала вся немецкая печать. Я черпал информацию главным образом из газеты «Берлинер тагеблат», которую выписывал не потому, что придерживался ее политической линии, а потому', что она, на мой взгляд, была в то время самой интересной из берлинских газет главным образом благодаря хорошо поставленному отделу культурной жизни. К тому же крайне правых газет я принципиально не читал.

В центре дебатов стоял вопрос о комплектовании рейхсвера. Руководство СДПГ, постоянно призывавшее к «республиканизации рейхсвера», вынуждено было предпринимать соответствующие демарши и в рейхстаге, чтобы оправдать этот лозунг в глазах рядовых членов партии. Так, социал-демократ Лёбе, выступая в рейхстаге, предложил поручить комплектование рейхсвера органам гражданской администрации, подотчетной рейхстагу, например, кому-либо из статс-секретарей или специальным парламентским комиссарам. Предложение это, по словам Лёбе, было направлено исключительно против однобокой политической ориентации в вопросах комплектования вооруженных сил. Депутат от СДПГ Вельс немного времени спустя сказал об этом: «Мы боремся не против рейхсвера, а за рейхсвер, стремясь превратить его в надежный инструмент республики».

С ответом на предложение Лёбе выступил в январе 1927 года в газете «Дейче альгемейне цейтунг» генерал пехоты Рейнхардт, командующий II военным округом (город Кассель). Министр рейхсвера Гесслер предварительно одобрил эту статью. Генерал Рейнхардт слыл республиканцем, и именно поэтому ему поручили выступить в печати с ответом Лёбе. Для полноты картины следует в этой связи упомянуть и о том, что набор добровольцев в рейхсвер проводился в то время непосредственно в частях строевыми офицерами на уровне командиров рот.