— Я поцеловала его.

— О Господи, мое пиво!

— Но это точно не яд?

— Чуть полегче, Мэри, больно.

— Ты такой милый. Я тебя очень люблю. И уеду с тобой, если ты захочешь.

— Неплохо было бы куда-нибудь прокатиться. Ты можешь отложить немного денег? Деньги — это очень важно.

— У меня есть только тридцать фунтов. И я совершенно не могу отложить еще.

— Нужно немного постараться. Главное — бережливость.

— Поцелуй меня, пожалуйста.

Он поцеловал горячие Мэрины губы, сжимая изо всех сил бутылку портера, а она расстегнула рубашку и целовала его грудь. Проблемы сопутствуют мне, куда бы я не направлял свои стопы, даже на окольных путях. Единственное утешение — в Лондоне нам с Мэри будет на что жить. Каникулы для меня. Работа — для нее. Стряхнуть с себя ирландские цепи. И подальше от Уэльса и тюрем. Там я смогу затеряться в восьмимиллионном городе. Прочь из этого забытого Богом подвала, в котором Мэри прижимается ко мне со всех сторон своим толстым задом. Пора на что — то решаться. Установить ловушку для Скалли так, чтобы мешок сами знаете чего вывалился ему прямо на голову. И тайно, тихо и ночью. С Мэри, обожающей все новое. Выдави из меня все, что хочешь, и не проси еще. Пусть для тебя это будет любовное пиршество, но я уже выметаюсь отсюда. Чтобы наброситься на них. И облаять всех подряд. Потому что я приобщаюсь к реальности.

— Я люблю тебя, Себастьян.

— У тебя такие миленькие маленькие глазки, Мэри.

— Я хочу уехать с тобой.

— Нам обоим потребуются деньги.

— У меня есть еще четыре фунта, которые я копила на костюм.

— Лучше возьми и их.

— Когда мы увидимся?

— Через некоторое время.

— Почему?

— Я должен все подготовить.

— Но почему мы не сможем видеться?

— Из-за моей жены.

— Она ничего не узнает.

— Мне следует быть осторожным.

— Но я хочу бывать с тобой.

— Ладно, но нам нужно вести себя осторожно и не торопить события. Я могу уехать в Лондон первым, а затем приедешь и ты. Мне потребуются деньги.

— Я тебе дам.

— И довольно много.

— Я дам тебе половину.

— Так много мне не потребуется, но посмотрим…

— Я хочу поехать с тобой.

— Я тебе напишу. До востребования.

— Хорошо. Ты в самом деле напишешь?

— Верь мне, Мэри. Я не хочу, чтобы узнал твой отец. Мы должны избегать неприятностей.

— Он — подонок.

— Не говори так, Мэри. Он, как бы это сказать, запутавшийся человек. Многие находятся в таком же положении, как он. Но никогда не ожесточайся. Нужно помнить, это трудно, но справедливо. Такова жизнь. И я не хочу, чтобы ты совершила ошибку, Мэри. Я дам тебе недельку-другую все обдумать, и если ты все же решишься уехать со мной, то пришли мне десять фунтов. Поначалу, однако, тебе придется нелегко.

— Мне все равно, лишь бы я была с тобой.

— Мэри, до того, как я уйду, проверь не найдется ли там еще немного портера. Чтобы подкрепиться перед дальней дорогой. И, может быть, я могу одну-две бутылочки захватить с собой. Помогает мне думать.

— Тебе очень нравится пиво.

— Нравится — это не то слово, Мэри. Оно — моя плоть и кровь, и кое-что еще. Ты будешь писать мне на почту Джеэри. Но не на мое имя, а на имя Персиваля Баттермира. Пишется вот так: П-е-р-с-и-в-а-л-ь Б-а-т-т-е-р-м-и-р.

— Смешно.

— Смеется тот, кто смеется последним.

— Ты такой милый. И мы будем жить в одном номере и всем этим заниматься, да?

— Да.

— И если мы умрем, мне все равно.

— Не говори так. Не подбрасывай Господу ненужные идеи. Мы не должны поощрять такое отношение к жизни. Заверни эти бутылки в какую-нибудь бумагу.

— Поцелуй меня еще разок.

— И не забудь — Персиваль Баттермир. Это очень важно. И я скажу тебе, когда выслать деньги. И никому ни слова!

— Я никому ничего не скажу. Да мне и некому говорить.

— Я должен идти.

— Еще разок, и я с язычком.

В доме раздались крики, но голоса Мэри слышно не было. Я быстро вышел на улицу. Прошел мимо рынка, где торгуют скотом. Торговцы покрикивали на волов. Они загоняли мычащее мясо в ворота; затем они прикончат животных выстрелами в голову или погрузят на корабль. Ночь прошла. Теперь надо ждать следующую.

Свежее утро нового дня. На улице ни души. Он зашел в распивочную, где, обхватив руками кружки с сидром, сидели за столами старики, то и дело сплевывая в опилки, которыми был покрыт пол. Когда Дэнджерфилд вошел, разговор прекратился, и все уставились на вошедшего.

Жил человек,

Который построил корабль,

Чтобы уплыть,

Но корабль утонул.

Глаза мои словно склеены. Ноги в водянках. Что я делал?

По крайней мере, я не в тюрьме. Нужно немного полежать, чтобы сообразить, на какой широте и долготе я нахожусь. Нет, это в последний раз. По — видимому, я имел дело с крупным рогатым скотом. И напился. И побывал на нескольких вечеринках. И выпил несколько литров сидра. Голова просто раскалывается на части. Не люблю находиться в таком состоянии, когда не можешь даже вспомнить, какой сейчас месяц. Кто это рылся в шкафу и не задвинул ящики? Я лежу на простыне, укрытый одеялом. А где Мэрион? На ее кровати — только матрац. Задраить отсеки. Завинтить люки. Мы погружаемся, слышали, вы, ненормальные? Задняя дверь.

Голый Себастьян прополз через салон на кухню, провернул в двери ключ и, пробравшись опять в салон, спрятался под столом. В зеркале на противоположной стене он разглядел фуражку проходившего мимо почтальона. Мне необходимо с ним переговорить. Надо взять одеяло с постели мисс Фрост.

Почтальон обходит дом. Себастьян открывает дверь.

— Эй, кто здесь?

— Я заходил во двор. Думал, что вы не услышали звонка. У меня заказное письмо для вас, сэр. Вечером здесь никого не было.

— Я уезжал. А сейчас принимал ванну.

— Распишитесь здесь, сэр. Извините за беспокойство, сэр. Сегодня будет денек потеплее.

— Искренне в это верю. Спасибо вам большое. Если когда-нибудь вы не застанете меня дома, просто засуньте корреспонденцию под дверь.

— А вот и еще одно письмо.

— Вот как?

— Благодарю вас, сэр.

— Доброго вам дня.