Оливия нахмурилась:

– Пятнадцать?

– Да, но у ее поступка были оправдания.

– Какие же?

Алек вздохнул:

– Анни воспитывали без любви, хотя никогда не ограничивали в деньгах. Думаю, она пыталась найти любовь единственным доступным ей способом. И она спала со всеми подряд, была совершенно неразборчивой. Анни ненавидела это слово, но иначе о ней не скажешь.

Оливия промолчала. Она гадала, искала ли Анни любовь и в тот вечер незадолго до Рождества, когда переспала с Полом?

– А сколько лет было вам? – спросил Алек.

– Прошу прощения?

Он рассмеялся:

– Полагаю, я излишне прямолинеен. Вы так отреагировали, когда я сказал, что Анни было пятнадцать, и я сразу подумал о вас самой. Вы не обязаны отвечать.

Оливия наматывала на палец телефонный провод.

– Мне было четырнадцать, когда это случилось в первый раз, – медленно произнесла она, – и двадцать семь во второй.

Прошло несколько секунд, прежде чем Алек заговорил снова:

– Я выпустил на свободу демонов.

– Я редко говорю об этом.

– И можете не говорить, если не хотите.

Оливия снова перевернулась на спину и закрыла глаза.

– Когда мне было четырнадцать, меня изнасиловал соседский парень.

– Господи, Оливия, простите меня.

– После этого я долго не могла прийти в себя. Я боялась секса, и у меня никого не было до двадцати семи лет. Только Полу удалось снять с меня проклятие.

– За все эти годы вы не встретили человека, с которым бы почувствовали себя в безопасности?

Она рассмеялась:

– Hу, мне не приходилось отбиваться от мужчин. Я была крайне застенчивой и некрасивой. Я избегала разговоров о мужчинах, не ходила на свидания и все силы отдавала учебе и работе.

– Не могу представить вас застенчивой и некрасивой. Вы так привлекательны и уверены в себе.

– В больнице – может быть, но в обычном мире мне не так легко быть самой собой. Мне всегда приходилось поддерживать в себе уверенность. И то, что муж бросил меня ради женщины-призрака, не слишком мне помогло.

– Простите, что я невольно пробудил плохие воспоминания.

– Вы тут ни при чем. Я никогда не забываю об этом.

– А как поступили ваши родители? Насильника осудили?

Оливия уставилась на темный потолок.

– Мой отец к этому времени давно умер, мать была очень больна. Честно говоря, она была алкоголичкой и на нас, детей, ей было наплевать. До встречи с Полом я никому об этом не рассказывала. Вы второй человек, кто узнал об этом от меня. – Оливия прижала к себе Сильвию, и теплая голова кошки оказалась у самой ее щеки. – В любом случае после этого я ушла из дома и стала жить у одной из учительниц.

– Я не представлял, что у вас такое страшное прошлое.

– Видите ли, я многим обязана Полу.

Только Полу Оливия смогла рассказать всю правду о своем детстве, об изнасиловании. Они встречались несколько месяцев, прежде чем она осмелилась заговорить с ним об этом. Но все это время она видела, как он переживал на грустных фильмах, слышала, как он читал посвященные ей стихи. Оливия поняла, что такому человеку она может довериться.

Пол ответил на ее рассказ сочувствием, которого она от него и ожидала. Он оказался нежнейшим любовником, его терпение не знало предела. Пол сделал все, что в силах мужчины, чтобы залечить оставшиеся после того страшного дня шрамы. И ему удалось что-то пробудить в ней. Пол называл это «сладострастной Оливией», и она знала, что это правда. Ею овладело желание наверстать упущенное за все эти годы, и Пол с готовностью шел ей навстречу.

Но муж признался, что занимался любовью с Анни, с женщиной, у которой был богатый сексуальный опыт. Пол говорил, что она не знает ограничений и так полна жизни!

– Алек, – не выдержала Оливия, – давайте закончим на этом.

– Я вас огорчил?

– Нет, просто я вспомнила, каким любящим был мой муж.

– Я не понимаю, в чем его проблема, Оливия. Мне все время хочется позвонить ему и сказать, что у него жена-красавица, которая любит его и нуждается в нем…

Оливия села в постели.

– Алек, вы этого не сделаете.

– Думаю, он просто не в себе. Пол не понимает, что имеет и что может потерять.

– Алек, послушайте меня. Вы знаете только мой вариант нашей истории. Вы не знаете, как выглядел наш брак с точки зрения Пола. Может быть, ему было этого мало или он ждал совсем другого, я не знаю. Но только умоляю вас, не вмешивайтесь.

– Успокойтесь, я не собираюсь ничего предпринимать. – Алек немного помолчал. – Когда Пол наконец одумается и вернется к вам, как вы думаете, он не станет возражать против наших вечерних бесед?

Оливия снова откинулась на подушки и улыбнулась.

– Надеюсь, что когда-нибудь мне придется об этом беспокоиться.

– Я тоже на это надеюсь. Оливия?

– Да?

– Ничего. Мне просто нравится произносить ваше имя.

Поговорив с Оливией, Алек повесил трубку. Он знал, что не уснет, поэтому встал, натянул синие шорты и вышел из спальни на балкон второго этажа. Усевшись на диван-качалку, он уставился в пространство. Песок на пляже казался черным. Волны лениво плескались о берег позади дома, влажный бриз овевал Алеку грудь и плечи.

Надо вновь соединить Пола и Оливию, и побыстрее, прежде чем он признается в чем-нибудь куда более серьезном, чем то, что ему нравится произносить ее имя. Алек не мог избавиться от ощущения, будто он делает что-то не так, совершает что-то непотребное уже одним тем, что говорит с ней, лежа в постели. Он знал, откуда это чувство вины.

Тот звонок раздался воскресным утром пару лет назад. Алек точно так же сидел на балконе, покачивался на диване-качалке, читал газету и потягивал кофе, когда услышал, что Анни сняла трубку в спальне. Она говорила очень тихо, так что Алеку пришлось повернуть голову и прислушаться. Не разобрав ни слова, он опять уткнулся в газету. Через несколько минут Анни вышла на балкон и села рядом с ним.

– Мне позвонили из отдела регистрации доноров костного мозга, – сказала она. – Я могу помочь маленькой девочке из Чикаго.

Анни зарегистрировалась в качестве донора несколько лет назад, и в то время Алек как-то об этом не задумывался. Это было всего лишь еще одно из множества добрых дел, совершенных его женой. Он не верил, что из этого что-то выйдет. Судя по тому, что он слышал, случаи, когда донора находили за пределами семьи, были крайне редкими. Hо, как оказалось, ничего невозможного в этом не было.