Крайзе замялся.

— Выяснилось, что моя мать немка, господин Ротте. Из переселившихся на Украину.

— Я смотрю, ты ловкий парень, Густав. Как у тебя с образованием?

— Закончил три курса на электротехническом факультете Высшей технической школы в Берлине.

— Этого вполне достаточно, чтобы помочь рейху. Моя лаборатория занимается радиоэфиром, точнее спецэффектами, которые возникают при прохождении радиоволн через атмосферу Земли. Ты слыхал о радиоэхе.* (сноска: «парадокс Штермера», «мировое эхо», «long delayed echoes» (LDE) – радиоэхо с очень длительными задержками и аномально малыми потерями энергии. В отличие от известных эхо с задержками в доли секунды, механизм которых давно объяснен, задержки радиосигналов в секунды, в десятки секунд и даже минуты остаются одной из самых давних и интригующих загадок физики ионосферы.)

— Так точно, господин штурмбанфюрер!

— Перестань!.. – прервал его боров. – Называй меня «господин Ротте». Что именно ты слыхал о радиоэхе?

— На тот момент, когда меня призвали в армию, я прочел все, что имело отношение к эффекту LDE. В Витебске мне попалась русская книжка, посвященная разгадыванию секрета повторных сигналов.

— И какой вывод сделали русские унтерменши?

— Они полагают, что это особого рода код, которым пользуются голоса в межпланетном пространстве.

— Они употребили термин «голоса»?

— Нет, «голос». Автор назвал его «голосом межпланетной цивилизации».

— Не так глупо для унтерменшей, – буркнул Ротте. – Когда я вернусь из командировки, мы детально поговорим на эту тему. Ступай. И, будь любезен, без всяких чинопочитаний.

Когда Густав удалился, Ротте как ни в чем не бывало продолжил.

— Прозит, Алекс!

— Прозит!

— Что касается Люцифера, его пути неисповедимы. Он бродит по земле в самых разных обличьях. Есть множество свидетельств. Не доверять им нет оснований. Это первый тезис, который тебе следует усвоить. А второй касается упомянутого тобой информатора – ему ни в чем нельзя доверять. Этот Hundsfott* (сноска: беспородный пес, дворняга), как говорят Советы, мать родную продаст.

— Может, и так, но он обещал подарить мне одну занятную книжицу. Угадай, какую?

— Что же здесь угадывать! Мою диссертацию.

«Умен, гад!» – подумал я, а вслух восхитился.

— Точно! Ты гений, Франц! По его словам, там много всяких тайн, а это неплохой товар. Тайны имеют спрос на рынке, надо только уметь их подать. Впрочем, меня мало интересуют тайны, меня интересует возможность выжить в том аду, который вскоре опустится на Германию. И сохранить капитал.

— А если не опустится? – тихо переспросил Ротте. – Если этот ад низвергнется на головы наших врагов? Если священный огонь испепелит всех унтерменшей, всех буржуазных плутократов и озверевших от крови большевиков?

— А если не испепелит? Впрочем, рассуждая подобным образом, мы никогда не придем к согласию. Если ты считаешь, что в твоем проекте нет и не может быть коммерческой выгоды, а исключительно адский огонь и разрушение, тогда нет смысла этим заниматься. И мы с тобой просто составим график погашения оставшейся части твоих долгов и на этом расстанемся.

Боров дал задний ход. Он ловко пользовался этим приемом – начинал вытирать шею, отдувался, искренне изображал испуг. Он всегда трусил в решающий момент.

— Ты меня неправильно понял. Я имел в виду, что в моем проекте можно отыскать выгоду, но чуть позже, когда закончится главный эксперимент. Когда рейх обретет несокрушимую мощь. Тогда можно будет поговорить об акционерном обществе, в которое войдут только надежные и влиятельные люди.

— Людвиг фон Майендорф подойдет? – не без иронии поинтересовался я.

— Без его поддержки дело застряло бы на самой нижней точке.

— А господин Хаусхофер?

— Вряд ли, – задумчиво ответил Ротте. – Кстати, мы отправляемся в Мюнхен спасать его. Это приказ самого рейхсфюрера. Профессор оказался причастен к заговору, однако вовремя спохватился, а вот его сынок Альбрехт увяз по самые уши. К сожалению, негодяй сумел улизнуть. Папаше, конечно, вряд ли известно, где прячется это дерьмо, впрочем, это дело гестапо. Наша задача втолковать профессору, что только с фюрером Германия в силах добиться победы. Кроме того, необходимо извлечь всю переписку профессора, особенно послания, которые он получал от небезызвестного Рудольфа Гесса во время войны. Слыхал о таком?

Я кивнул.

— Этот предатель, сидя в английском плену, берет на себя смелость давать указания Хаусхоферу. Трудность в том, Алекс, что изъять письма у профессора надо деликатно. Не без нажима, конечно, но деликатно. Не забывай, одно время он считался наставником фюрера и в 1938 году даже посмел повысить на него голос, что, конечно, непростительно для подлинного арийца. Изъять письма или сделать с них копии – твоя задача. Попытайся поладить со старым дуралеем, пусти слезу – как я мечтаю ознакомиться с документами отца!.. Твой отец тоже состоял в переписке с Хаусхофером и во многом с его подачи старый барон приобрел нелепое мнение, будто высших сущностей должно быть много.

Это заблуждение.

Высшая сила или Люцифер низвергнутый, может быть только в единственном числе. Он – Вождь мира (Führer der Welt), его цель – пасти народы, в его силах опрокинуть всех, кто отважится посягнуть на рейх. Пробьет наш час, и без пяти двенадцать огненная длань Сына света (Sohn des Lichts) сокрушит наших врагов.

— Ты сумасшедший, Франц?

Ротте не смог скрыть удовлетворение и принялся активно вытирать загривок. Для него было наслаждением просветить испорченного славянским воспитанием арийского миллионера, вернуть его на путь истины. Впрочем, каждому из нас приятно дурачить других.

— Я ждал этого вопроса. Я рад, Алекс, что ты задал его. Мне нравится твое большевистское прямодушие, иначе я заподозрил бы, что имею дело с коварным лицемером, скользким, как жаба, и ядовитым, как змея. Нет, Алекс, я не сумасшедший. Готов согласиться, мой пафос может выглядеть напыщенно, но когда ты воочию встречаешься с целью своих поисков, когда получаешь возможность вступить в контакт с неощутимой, но, тем не менее, самой могущественной силой на земле, ты так или иначе должен будешь поверить своим глазам.

Я веду речь о некоей физической сущности – подчеркиваю, физической! – владеющей миром и в частности, нашей планетой. Всякого рода христиане, моралисты и унтерменши страшатся ее. Так, устами Ницше, говорил Заратустра! Столкнувшись со всякой недоступной их пониманию тайной, они испытывают ужас. Только подлинные, кровь от крови, арийцы способны смело взглянуть тайне в глаза, подружиться с ней. Этим, я, в общем, и занимаюсь.

— Это программа «Аненэрбе»?

Боров вздохнул.

— В какой‑то мере. К сожалению, моя лаборатория существует полуофициально. Тому есть серьезные причины. Наши поиски слишком опасны и непредсказуемы, чтобы Зиверс* (сноска: Зиверс Вольфрам (1905–1948) – генеральный секретарь Аненербе с 1935 г., оберфюрер СС, заместитель председателя управляющего совета директоров Научно–исследовательского совета рейха.) взял нас под свое крыло. Я действую на свой страх и риск, конечно, под негласным покровительством господина Майендорфа и самого рейхсфюрера, но об этом не стоит распространяться.