Возникает вопрос: зачем вообще выдвигать гипотезы о «первоистоках» и «последующих этапах» счета происхождения, только чтобы придти к выводу, что между низшими и высшими типами общества человечество переживает переходный период? Кажется, эмпирическое заключение состояло бы скорее в том, что материнство и отцовство никогда не существуют независимо друг от друга. Если исходить из фактов, более логичной была бы другая постановка вопроса: существует ли матрилинейность независимо от счета родства по отцовской линии и не следует ли считать эти два метода скорее комплементарными, нежели антитетическими? Э.Б. Тэйлор и Х.Р. Риверс уже проработали этот подход, и Риверс, например, разбил материнское право и отцовское право на три независимых принципа счета: происхождение, наследование и преемственность. Однако наилучший подход мы находим у доктора Лоуи, который упорядочил проблему и предложил очень целесообразную терминологию двустороннего и одностороннего родства. Организация семьи основана на двустороннем принципе. Организация рода связана с односторонним методом счета родства. Лоуи[72] ясно показывает, что, так как семья — универсальная единица и родословные прослеживаются одинаково далеко в обе стороны, не имеет ни малейшего смысла говорить об исключительно матрилинейном или патрилинейном обществе. Эта позиция абсолютно неуязвима. Не менее значима теория рода Лоуи. Он показал, что в обществе, где в определенных аспектах подчеркивается одна сторона родства, появляются группы расширенного родства, соответствующие тем или иным родовым или клановым организациям человечества.

Возможно, рассуждение Лоуи стоит дополнить и объяснить, почему счет определенных человеческих отношений носит односторонний характер, как это происходит и каковы механизмы счета одностороннего родства.

Мы выяснили, что во всех вопросах, где отец и мать жизненно необходимы ребенку, должен вестись двусторонний счет родства. Сам институт семьи, всегда включающий в себя обоих родителей, связывающий ребенка двойными узами, служит исходной точкой двустороннего счета родства. Если мы попытаемся рассмотреть по отдельности социальную реальность жизни туземцев и представления туземцев о счете родства, то увидим, что на первых этапах жизни человека родство считается по обеим линиям. Но даже и тогда, при одинаковой значимости обоих родителей, их роли неидентичны и несимметричны. По мере того как ребенок растет, отношения между ним и его родителями меняются, и возникают обстоятельства, из которых неизбежно вытекает социологический счет родства и которые, иными словами, заставляют общество выработать свою собственную доктрину родства. Последние этапы воспитания, как мы видели, заключаются в передаче материального имущества и традиции знания и связанного с ним ремесла. Они также включают обучение социальным ролям, обязательствам и прерогативам, в зависимости от ранга и звания. Передача материальных благ, ценностей и личных привилегий имеет две стороны; это бремя для родителя, который должен постоянно учить, прилагать усилия, терпеливо работать с новичком; это также отказ со стороны родителей от ценностей, имущества и особых прав. Таким образом, по обеим причинам линейная передача культуры от одного поколения другому должна основываться на сильной эмоциональной привязанности. Она должна происходить между людьми, связанными любовью и теплыми чувствами. Как мы знаем, общество может полагаться только на один источник таких чувств — обусловленные биологическими факторами родительские тенденции. Итак, передача культуры во всех этих аспектах всегда определяется биологической связью родителя и ребенка, это всегда происходит внутри семьи. Однако этого недостаточно. По-прежнему существует возможность передачи культуры по отцовской линии, материнской линии или по обеим линиям. Последнее наименее предпочтительно, поскольку инициирует процесс, который сам по себе чреват рисками, сложностями и психологическими опасностями, противоречивостью и путаницей. Человеку тогда пришлось бы всегда делать выбор между двумя группами; он мог бы претендовать на имущество из обоих источников, иметь две альтернативы и двойной статус. И, соответственно, вопрос о его положении и социальной идентичности мог бы решаться по усмотрению одной из двух сторон. Такой тип общества породил бы постоянную борьбу, трудности, конфликты и, как должно быть ясно с первого взгляда, создал бы невыносимую ситуацию. Действительно, мы находим полное подтверждение нашему выводу о том обстоятельстве, что ни в одном человеческом обществе происхождение, наследование и преемственность не остаются неопределенными. Даже в таких сообществах, как полинезийские, где человек может вести счет родства либо по материнской, либо по отцовской линиям, он должен сделать свой выбор в молодости. Таким образом, одностороннее родство — неслучайный принцип. Его нельзя «объяснить» идеями отцовства или той или иной чертой примитивной психологии или социальной организации. Это единственный возможный способ решения проблем передачи имущества, титулов и социальных привилегий. Тем не менее, как мы увидим далее, он не исключает возникновения ряда трудностей, побочных явлений и опосредованных реакций. По-прежнему существует выбор между материнским правом и отцовским правом.

Рассмотрим теперь более детально, как работает метод счета родства по материнской линии и по отцовской линии. Как мы знаем, организация эмоций в сентименте во многом схожа с организацией общества. В формировании материнского сентимента, как мы подробно разобрали в первой части книги и резюмировали в одной из последних глав, не обнаруживается никакого потрясения основ в результате перехода от первоначальной нежности к применению власти. При материнском праве властью принуждения обладает не мать, а ее брат, и принцип наследования не вызывает антагонизма и ревности между матерью и сыном, так как он наследует только ее брату. В то же время личная привязанность и нежность между матерью и ребенком, несмотря на все культурное и общественное влияние, сильнее, чем между отцом и ребенком. И также нет оснований отрицать, что очевидная физическая природа материнства, возможно, во многом обусловила телесную идентичность ребенка и матери. Таким образом, при том что характерные для отношений с матерью представления о воспроизводстве потомства, нежные чувства детства, глубокие эмоциональные узы между матерью и ребенком формируют более интенсивный сентимент, этот сентимент не претерпевает никаких изменений под тяжестью правовой и экономической передачи, которую он влечет за собой. Другими словами, при материнском праве общественный закон, наследуемый сыном от брата матери, ни в коей мере не портит отношений с матерью; в целом тем самым лишь подчеркивается тот факт, что эти отношения эмпирически более очевидны и что они эмоционально сильнее. Как мы помним из подробного анализа институтов одного матрилинейного общества, брат матери, представляющий принцип жесткой власти, общественные идеалы и амбиции, весьма удачным образом удерживается на расстоянии, вне семейного круга.

Отцовское право, с другой стороны, влечет за собой, как было показано в последней главе, определенный разрыв в формировании сентимента. В патрилинейном обществе отец должен воплощать две ипостаси — нежного друга и жесткого блюстителя закона. Это ведет к возникновению в семье противоречивых чувств и социальных трудностей, осложняя сотрудничество и порождая ревность и соперничество в самом сердце семьи.