Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же ты хочешь? — говорю я.
Ксения протягивает руку:
— Тебя, мой Принц, — говорит просто.
Секунда — и я стою на постели рядом с ней. Мы почти одного роста. Смотрит мне в глаза.
— Я хочу, чтобы это сделал ты. А не какой-нибудь урод.
— Сделал что? — действительно «что?»
И снова её прохладные пальцы умело расстёгивают и хватают.
Джинсы сползают к ступням. Она помогает мне снять майку. Отходит на шаг, проводит рукой по животу:
— Тебе нравится?
Я понимаю, что она имеет в виду: там, где сходятся её ноги — нет волос. Её лобок идеально выбрит. И от этого сходство со статуэткой усиливается.
Из месива мыслей одна наиболее чёткая:
«Где-то я её видел… Где?»
— Да, — выдавливаю из себя, — мне нравится.
Я стою на переезде. Красный огонь семафора. НЕЧТО, словно поезд, приближается. Лёгкая вибрация передаётся шпалам.
— И мне нравится, — говорит она, — а ещё мне нравится, когда мужчина чисто выбрит. И в этом месте тоже.
Она опускает взгляд вниз. Чуть ниже моего живота. Я тоже:
— Ты хочешь, чтобы я сбрил здесь волосы?
— Пожалуйста, мой Принц! Сделай, как я прошу! — говорит она и прижимается ко мне.
— Я сделаю всё, что ты захочешь.
И тут —
ВКЛ!
Так вот откуда я её знаю! Ой-ей-ей!!! Я был бы придушен во сне несколько месяцев назад, а мой член отрезан и выброшен в унитаз, если бы её отец предвидел заранее эту ситуацию.
Хотя не отец он её — отчим.
Водитель дальнобойщик Валентин Николаев. Он имел замечательный красный цвет лица и круглый животик.
Он имел жену, родную сестру жены, тёщу… И собирался в скором времени приступить к своей приёмной дочери.
При виде этой нимфетки с круглой попкой и наметившимися (такой он запомнил её, уезжая почти год назад в рейс), а теперь налившимися грудками, низ его живота схватывало лёгкой сладкой анестезией. Особенно, когда удавалось посадить её на колени… Иногда ему приходилось мастурбировать в туалете, срочно избавляясь от охватившей его похоти. Он ждал удобного случая, чтобы насадить её на вертел… (так он «это» называл).
Знал бы он, что вытворяет эта синеглазка, он бы, наверное, не стал дожидаться…
ВЫКЛ!
«Нет, — со злорадством подумал я, поглаживая её по спине, — тебе, она не достанется. А вот мне она сейчас даст. Причём сама».
(Красный семафор. Вибрация шпал. Далёкий лязг колёс на стыках. Что это? НЕЧТО?)
И другое. Сейчас. Сейчас я избавлюсь от волос в паху и буду, испытывая мстительное наслаждение, старательно трахать Кисю-Лялю. О да! Она будет делать то, что я хочу. Это я понял (почувствовал? впитал?) во вспышках небесных стробоскопов. Она сама этого хочет. Я — тем более.
(Что происходит?)
Я никак не могу сосредоточиться, задержать надолго мысль в прожекторе внимания. Они смешиваются, наползают…
Словно конфеты в жаркий день, спрятанные в карман малолетнего сластёны: ириски, шоколадные, карамельки — все они плавятся, размягчаются, слипаясь в один липкий ком, усеянный крошками…
Но ПОХОТЬ — не из слабых. Она держится увереннее других. Она схватила меня за член рукой Киси-Ляли и не отпускает: давай!
— Я сейчас, Принцесса, — говорю я, сосредоточившись, — сейчас.
Я быстро иду в ванную комнату, дверь как раз справа от телевизора.
Похоть толкает меня.
Ожидание разрастается в груди, споря с беспокойством…
НЕЧТО приближается ко мне бешеной электричкой. Ко мне, намыливающему свой лобок и одновременно стоящему там, не перед — за шлагбаумом.
Прямо на рельсах,
которые гудят, выстукивая сумасшедшую морзянку.
Клок волос отправляется в раковину. Ещё один.
Две… Три… Четыре параллельные линии — вдруг — начинают пересекаться.
Отличный станок. Бреет чисто.
Только успевай споласкивать тройные лезвия.
Ещё клок волос.
Воздух. Он сгущается.
Пунктирные линии маршрутов, красные стрелы на карте НЕЗДЕШНЕГО ГЕНШТАБА сходятся в
географической точке. Где воткнут красный флажок.
Последний клок волос отправляется в раковину.
Мой лобок идеально чист.
Близко. Колебания, вызванные безжалостным локомотивом, который поршнем выталкивает воздух, приближаясь ко мне.
Нет больше переезда и шлагбаума. Нет ГИГАНТСКОГО АНГАРА со светильниками и рубильником.
Всё сузилось до узкого пространства.
Туннель. Ствол шприца.
Мой лобок — идеально чист.
Поэтому на нём хорошо заметны пять точек.
Пять символов.
Пять букв.
ТАТУИРОВКА.
Я наклоняюсь и вверх ногами, задом наперёд читаю слово, в которое они складываются.
Смотрю на себя в зеркало.
Вот оно.
Неведомый магнит тянет меня к цели. В место пересечения линий, бывших некогда параллельными.
Вот оно.
Кися-Ляля на кровати смотрит на меня:
— Что?.. — осеклась испуганно.
Медленно прохожу мимо неё.
Я сам испугался, увидев в зеркале отражение своего лица.
Ускоряю шаг.
Вот оно. Почти.
Из двери дома я уже выбегаю. Куда?! В сторону берега!
Мой внутренний радар ловит непонятный сигнал.
Ускоряя шаг, спускаюсь по пустынной улице.
Набережная. Тысячи людей. Я лихорадочно осматриваюсь на ходу.
Останавливаюсь. Музыка. Смех. Шум воды.
Воды!
Во рту у меня пересохло. Я оглядываюсь, вхожу в первый попавшийся бар. Судорожно глотаю газировку из одноразового стакана.
— Ещё один! — и этот, холодя внутренности, вливается в горло.
Я судорожно сжимаю и разжимаю руки.
Как заворожённый, смотрю в экран висящего в углу телевизора.
Заяц.
Волк.
Ёжик и ослик.
Мультфильм. Не размытые цветные пятна — осмысленные, движущиеся картинки.
Вот ОНО! Сейчас!
Медленно выхожу из прохлады бара в послеполуденный зной.
Тысячи объектов. Смех. Звуки музыки. Плеск купающихся. Гудок теплохода. Мороженщики со своими прозрачными холодильниками, автоматы с «колой», попкорн, музыкальный ларёк. Налево — пляж. Направо — людское море.