— Да? В наше время такого правила не было.

— Наверно, всем было одинаково лет.

— Ну, возможно, возможно… Ладно, кати…

Играть на большущем твердом столе это вам не на песке, не на травке. Одно удовольствие! Хрустальные шарики сталкивались, разбегались, сшибали золоченые кнопки на пол…

— Ваше величество, у вас вон какие руки, а я не могу дотянуться!

— Не беда, лезь на стол!

И Авка прыгнул на зеленое сукно побитыми коленями (которые все еще побаливали).

Император скинул мундир, остался в рубашке с кружевами. Нервно дергал на животике красные подтяжки, когда Авка целился шариком.

— Ты почему катишь с того угла? Так нельзя!

— Почему нельзя? Это же мой край!

— Все равно! Слева по косой черте не полагается!

— Это третьим ходом не полагается! А у меня второй!

— Как это второй! Ты за два хода подряд забрал у меня тридцать штук! Тринадцать и семнадцать!

— Тринадцать было в позапрошлый раз!

— В позапрошлый было четырнадцать, я их потом отыграл! Считать не умеешь!

— Это вы не умеете! Я же помню!

— Стыдно будущему гимназисту не знать арифметики!

— А императору не стыдно?!

Казалось, вот-вот дело дойдет до "бзяки-завираки" или чего-нибудь похлеще. Но нет! Оба все-таки помнили, что обещали играть честно.

Несколько раз кто-то стучал в дверь.

— Я занят! — громко отзывался Валериус Третий. — Он лежал животом на краю стола, болтал в воздухе сапогами и целился шариком по Авкиным позициям. А между тем за окнами уже вечерело.

Наконец император упал в кресло. Авка задом наперед съехал со стола и сел на паркет.

— А-а-а… — На паркете оказалась перевернутая кнопка.

— Заживет, — сказал его величество.

— Да… Но мне уже домой пора. Надо на пастбище за Матильдой.

— А как нам быть-то?

В самом деле, как быть? Долгая бурная игра не привела ни к какому результату. Силы оказались равны. Сколько ни старались, в итоге ничья.

— Ваше… ой… величество… А если орден запрещено дарить, то, может быть, поменяемся? Или… ой… тоже нельзя?

— Гм… А на что ты хотел бы поменять его?

— А вот на это… Можно?

Авка давно уже приглядывался к стоявшим в углублении рыцарским латам. Доспехи были не взрослые, а будто на мальчишку. Ростом вроде Авки. Вот в таких бы оказаться на пустыре, где игра в старинный турнир!

Император задумчиво потрогал усы.

— Это мне подарил герцог Татах Караутанский. На девятый день рождения. Сперва были великоваты даже…

— Значит, нельзя?

— Нет, отчего же. Давай… Мне они ни к чему, наследник тоже вырос, внучки этим не увлекаются… Только ведь эти жестянки ерунда по сравнению с "Утренним тыквоцветом".

— При обмене это неважно! К тому же в ордене одного камешка нету. Он… потерялся…

— Чепуха, новый вставим!

— Значит, договорились?

— Забирай доспехи!.. А дома-то что скажешь? Спросят: где взял?

— Ой, да… А знаете что? Можно сказать, что вы прибирались в кабинете, выбрасывали всякий хлам и отдали это дежурному пажу…

— Ничего себе хлам!

— Взрослые же не разбираются!.. Вот, будто вы отдали эти латы Даньке, а они ему не по росту, он выше меня. И он подарил мне…

— Кто подарил?

— Данька Белоцвет! Вы его, конечно, не помните, у вас тут пажей целая толпа, но это неважно. Он мой приятель…

— Небось, обидно будет приятелю-то. Вроде бы сперва подарили доспехи ему, а потом — отдавай другому…

— М-м… — Авка заскреб затылок.

— Может быть, ему и правда что-нибудь подарить? Так сказать, за участие в нашей секретной сделке?

— Может быть… Ой, знаете что? Ваше величество, сделайте Даньку барабанщиком! Он давно хочет, а министр церемоний не разрешает!

— Договорились.

— А вы не забудете?

— Август Головка! Император никогда ничего не забывает, — веско сообщил Валериус Третий, натягивая мундир. — Я позабочусь и о твоем приятеле Даньке, и о доспехах. Завтра утром они будут у тебя на крыльце. А ты позаботься, чтобы нынешний наш разговор остался тайной. Твоей, моей… ну и Данькиной.

— Ладно!.. Ой, а можно, я расскажу еще Гуське? Это мой лучший друг.

— Ну… если лучший, то можно. А больше — ни одной живой душе!

— Бзяка буду! — И Авка снова куснул мизинец.

Спуск по канату прошел быстро и без риска. Его величество на всякий случай обвязал Авку тонкой веревкой и постепенно выпускал ее. Называется — страховка. Внизу Авка сбросил страховочную петлю, помахал императору ладонью и нырнул в репейники, что росли между башней и стеной. Никто не заметил.

Почти сразу Авка отыскал серый камень, а под ним заросшую нору. Втиснулся. И скоро вылез по ту сторону стены, в кусты желтой акации. Заскользил по склону. Знал, что где-то внизу ждет его Гуська.

И Гуська ждал. У самого подножья холма. Совсем похудевший от долгой тревоги. Распахнул руки, чтобы поймать разогнавшегося Авку. Поймал, и оба свалились в одуванчики.

— Авка…

— Гусенок! Все в порядке! Ура!

Утром, когда пришла. пора отправлять на пастбище Матильду, Авка вышел на крыльцо. Сощурился от солнышка. У крыльца стояла большущая картонная коробка — неизвестно откуда. Авка увидел ее, когда перестал щуриться. Он отодрал заклеенную крышку.

В коробке были доспехи!

Ух ты-ы… Гремя и путаясь во всяких железяках, Авка влез в металлические штаны. Увидел на заборе разинувшего рот Гуську.

— Гусенок, помоги!

Тот помог Авке застегнуть на боках выпуклый, с медными узорами панцирь, надеть щитки на руки-ноги, нацепить колючие наколенники и налокотники. Наверно, кое-что Авка перепутал с непривычки, но все равно было здорово. Только забрало на шлеме плохо держалось в поднятом положении, то и дело брякало вниз. Один раз прищемило Авке мизинец. Сквозь щели забрала смотреть было неудобно. Его подняли повыше и привязали шнурком от Авкиного башмака. После этого Авка дал примерить шлем Гуське.

Вышла на крыльцо мама.

— Силы небесные! Это что еще за чучело?

— Из дворцового утиля. Данька подарил, — небрежно сказал Авка. Мама только рукой махнула. Тут всемирная катастрофа на носу, а у мальчишкам только бы забавляться.

А коровам — только бы сочной травки поесть! И потому повели Матильду в стадо. Гуська пошел в шлеме, Авка в остальном снаряжении. Было тяжеловато, в штаны и панцирь лезли головки шипоцвета и не хотели вытряхаться. Но все равно Авка чувствовал себя отважным тыквогонским рыцарем по имени Квазибур Стальная Нога.