– Не догадываюсь и не собираюсь догадываться, – разозлилась девушка, нетерпеливо передергивая плечами. – Знаете, у меня сегодня еще много дел, поэтому…

– Нет, детка, так не годится, – усмешка Германа Петровича постепенно становилась все более цинично-зловещей, – ты, видимо, не понимаешь, с кем имеешь дело. Меня нельзя просто так выгнать – я ухожу только по своему желанию.

Выражение лица девушки заметно изменилось – она явно напряглась, хотя и не испугалась.

– Если вы не уйдете, то я вызову милицию или начну кричать! – пригрозила Ольга.

– Во-первых, я тебе просто не позволю ни того ни другого. А во-вторых, если ты все же попытаешься это сделать, то доставишь и себе, и своей сестре очень большие неприятности. Я уже все про тебя знаю, поэтому смени тон, пока я не начал сердиться… – Заметив, что в глазах Ольги промелькнул испуг, Пономарь властно протянул руку: – А теперь иди ко мне, и по дороге можешь снять свой халат.

– Да вы просто бандит! – испуганно отшатнулась она.

– Еще раз назовешь меня подобным образом – и я сломаю тебе челюсть, – хладнокровно пообещал Пономарь. – Ну, живо, делай, что я говорю!

Но Ольга, несмотря на весь свой испуг, отнюдь не собиралась сдаваться. Она стремительно вскочила с места и бросилась в прихожую. Герману Петровичу пришлось проявить недюжинную для его лет прыть, чтобы схватить ее сзади за шею лишь в тот момент, когда она уже открыла замок и потянула дверь на себя. Та отворилась, Ольга раскрыла было рот, чтобы закричать, но рассвирепевший Пономарь начал действовать крайне грубо и жестко. Одной рукой он зажал ей рот, а другой сдавил шею с такой силой, что девушка задохнулась и обмякла. Оторвав Ольгу от двери, Герман Петрович толчком ноги захлопнул ее, после чего, похожий на паука, опутавшего попавшую в паутину муху, потащил свою жертву обратно в комнату.

Прекратив душить Ольгу, но по-прежнему зажимая ей рот, он быстро схватился за воротник халата и попытался сдернуть его с нежных девичьих плеч. Попытка удалась только наполовину, поскольку Ольга ухитрилась вывернуться и даже несильно лягнула его ногой. Но все это лишь дополнительно раззадорило Пономаря.

– Не хочешь расставаться с халатом? – прохрипел он. – Да и черт с ним!

Он проворно подхватил ее в объятия, развернул к себе лицом и, бросив на диван, мгновенно навалился сверху.

– Помогите! – успела вскрикнуть Ольга в тот момент, когда он распахнул полы ее халата и на мгновение замер, оценивая красоту обнаженных грудей, она была без бюстгальтера, в одних белых трусиках.

– Не ори, дура! – отвешивая ей увесистую оплеуху, пробормотал Пономарь, начиная расстегивать пояс брюк. – Иначе я тебя изувечу так, что никакие протезы не помогут!

Глаза девушки стали наполняться страхом и слезами. На какой-то миг она замерла, а довольный произведенным эффектом Пономарь замедлил свои действия. Одной рукой расстегивая «молнию» брюк, он принялся проводить другой по грудям Ольги, не столько лаская, сколько причиняя ей боль. И вдруг она порывисто оттолкнула его руку и, снова закричав, принялась яростно извиваться. Он ударил ее еще раз, но даже это не остановило ее яростного сопротивления, в результате которого они скатились с дивана на пол.

– Я тебе шею сверну, сука, если не прекратишь орать, – прошипел Герман Петрович, с силой сдавливая хрупкое девичье горло и с ненавистью глядя в обезумевшие глаза Ольги сверху вниз. – Неужели ты всерьез думаешь со мной справиться?

Она с трудом помотала головой.

– Что, поняла, наконец?

Уловив нечто похожее на кивок, он слегка ослабил свою звериную хватку.

– Значит, теперь ты заткнешься и будешь вести себя, как послушная девочка? Ну?

– Отпустите меня, – с трудом произнесла она, – и давайте поговорим спокойно. Неужели вам приятно насиловать девушек, когда они сами того не хотят?

– А ты что – так еще и не захотела? – гнусно ухмыльнулся Герман Петрович.

– Дайте же мне, наконец, вздохнуть спокойно, и тогда я озвучу свое предложение.

– А какое у тебя может быть предложение? – удивился Пономарь. – Чего, ну чего ты мне можешь предложить?

– Дайте мне сесть на диван и покурить, тогда и узнаете.

– Валяй, только не вздумай повторять все снова, ибо ты меня уже и так порядком разозлила. – Даже не застегивая брюк, Герман Петрович приподнялся, сел на диван и, схватив Ольгу за руку, одним рывком подтянул к себе. – Ну так что?

– Неужели вам так сильно хочется меня изнасиловать? – с трудом прикурив предложенную сигарету, спросила Ольга, потирая покрасневшее горло. – А если я еще девственница?

– Плевать. Что дальше?

– Но ведь я потом могу заявить в милицию!

– В этом случае вас с сестрой похоронят в одной могиле, а менты спишут это дело как «глухарь». Еще вопросы есть?

– Допустим, я соглашусь вам уступить…

– Никаких «допустим»!

– Подождите, я еще не договорила.

– Так договаривай побыстрей, пока у меня еще стоит!

– Короче, дядя, – и Ольга, последний раз выдохнув длинную струю дыма, загасила сигарету, – я согласна с тобой трахнуться, но только за деньги!

– Вот это уже деловой разговор! – оживился Герман Петрович. – С этого бы и начинала! Сколько возьмешь?

– Десять тысяч баксов!

– Это за что же? – поразился он.

– За один раз. Я еще девственница!

– С ума спятила, сучка дешевая? Да ты и штуки баксов не стоишь!

– В таком случае найди себе кого-нибудь получше, чего ты ко мне привязался? – огрызнулась Ольга.

Герман Петрович, немало удивленный такой логикой и пребывая в некотором замешательстве, посмотрел на нее, после чего тоже потянулся за сигаретами. Стоило ему на секунду отвлечься, как Ольга закричала изо всех сил и снова бросилась ко входной двери.

Но на этот раз Пономарь успел схватить ее за полу халата и, разъяренный этой новой попыткой, тут же принялся избивать.

– Ну ты, стерва юная, долго со мной будешь играть в эти б…ские игры? – рычал он, немилосердно пиная распростертую на полу девушку. – Сколько можно тебя учить вежливости, дура?

Ольга пыталась увернуться и приглушенно стонала, но стоило ей вскрикнуть чуть громче, как Герман Петрович затащил ее в комнату и начал бить по лицу. Прежнее вожделение прошло – теперь он даже не обращал внимания на то, что халат распахнулся, обнажив девушку почти полностью, – и его сменило слепое бешенство. С какой стати эта юная сучка вздумала ему отказывать, да еще всячески пытается удрать!

В приступе накопившейся от неудовлетворенного желания злобы Пономарь мысленно отказывал своей жертве даже в праве слабого на защиту любыми доступными средствами. Нет, ему надо ее проучить, и он не остановится, пока она не будет целовать ему руки, умоляя об этом!