– Мне жаль, – сказал я.

– Кого?

Я принялся извиняться, но он отвернулся, махнув рукой, то ли в знак того, что принял мои слова, то ли предлагая убраться. Потом кинул на жаровню ломтики бекона. Заскворчал жир. Майк обернулся.

– Все нормально, – сказал он.

Желая избежать опасной дискуссии, я вышел на улицу и едва не споткнулся о негра, лежавшего на земле. Он был голый, если не считать грязной майки и рваного полотенца вокруг бедер. И все, ничего больше. Так и валялся. Я наклонился и пощупал пульс. Он был едва живой. Я повидал много таких пропавших наркоманов, вновь наводнивших город. Ни жилья, ничего за душой, кроме пламенных речей политиканов с равнением на флаг.

Все устали, все пили по-черному. Я вдруг вспомнил, что у Майка Рицци сын в резерве ВВС и его командировалн в Ирак.

Негр не шевелился. Я вернулся к Майку и попросил его позвонить 911. Подождал, пока прибыли медики и затащили парня в «скорую». Когда его поднимали, полотенце упало, и он предстал совсем голым, не считая майки и одной грязной кроссовки.

Я узнал сына Сада сразу, как только увидел его через открытую дверь квартиры Маккея в Ред-Хуке. Вошел и представился другом Сида. Я надеялся, что удастся еще раз там осмотреться, у меня по-прежнему был украденный ключ, но дверь оказалась открыта.

– Алекс Маккей, – назвался он и представил женщину, сидевшую рядом на краю кресла, как мисс Маккей.

Это была сестра Сида. Она сидела прямо, не касаясь спинки, и держала в руках коробку с фотографиями. У нее были коротко стриженные седые волосы, жемчужные серьги, черное льняное платье, и хотя она была старше, как две капли воды походила на Сида.

Алекс отошел от шкафа, где изучал отцовские книги.

– Что вы хотели? – спросил он.

– Я был другом Сида, – ответил я. не упомянув, что еще и детектив.

Он оказался весь в отца. Светлое гладкое лицо, бесстрастное, будто его отлили только утром. Он выглядел моложе своих лет – я знал, что ему около сорока, – это первое, что я заметил в нем. На нем была дорогая синяя летняя рубашка и черные джинсы. Он казался выше Сида, с широкими плечами и крепкими руками. Сид был женат недолго, и от этого брака родился Алекс.

Явно удрученный смертью отца, он нервно расхаживал по квартире, но я не видел и намека на скорбь.

– И какого рода друг? – спросил он с едва уловимым сарказмом. – Готов спорить, у него было много таких друзей.

– Алекс, – произнесла его тетя, – перестань.

Я обратился к мисс Маккей со всей мыслимой небрежностью:

– Расскажите мне об Эрле. Сид говорил, что у него был брат по имени Эрл, и в детстве они дружили. Вы наверняка знаете его. Сид упоминал, что подростками они были очень близки.

Она хранила невозмутимость.

– Никогда не слышала о таком. Не знаю никого по имени Эрл из нашей семьи. – Она опустила взгляд на коробку. – У Сида было столько фотографий. Даже представления не имею о большей части этих людей. – Она взяла одну и всмотрелась. – А жаль.

Когда я попросил у нее номер телефона, она сунула руку в ридикюль и протянула мне визитку, где были выгравированы ее имя, адрес и телефон.

– Вы коп, – заявил Алекс, отложив книгу. – Так ведь?

– Мы уже беседовали с полицией, – сказала тетя. – Рассказали им все. Это был несчастный случай. Верно, милый? – она повернулась к Алексу. – Мы же согласились, да? Знаю, у нас поговаривали и о самоубийстве, но, по-моему, это несчастный случай. – Она произнесла это так, словно могла предугадать, как умрет Сид.

– Надо бы подышать воздухом и подымить, – сказал мне Алекс. – Не желаете прогуляться со мной?

Мы вышли на улицу и направились вдоль пирса. С реки дул порывистый ветер, лодки колыхались на волнах.

Алекс извлек из кармана тонкую самокрутку и закурил. Когда он упомянул о потребности «подымить», я думал, что он подразумевает сигареты. Казалось, его не смущает, что я коп. Но мне косяк не предложил. Я достал свои сигареты.

Он был напряжен, как струна, кожа обтягивала скулы. Алекс оказался нервным парнем.

Наконец я спросил:

– Когда ты его видел в последний раз?

– Около года назад, – ответил он.

– А говорил с ним когда?

– Не знаю. Несколько месяцев назад.

– Он сказал, что ты прислал ему плеер, – заметил я, припомнив, как Сид сообщал, что слушал его на веранде мексиканского ресторанчика накануне моей свадьбы. – Ты не разговаривал с ним, но прислал подарок?

– Скажем, я хороший сын.

– Почему вы не встречались? Как так?

– Я не любил его, – тихо сказал он.

– Наверное, это было тяжело.

– Для кого?

– Не хочешь рассказать, где был неделю назад?

– Я рассказывал об этом уже десятку людей. Тут у меня полный порядок, – ответил Алекс. – Я работал на Борнео. Я – ДФ.

– Кто?

– Директор по фотосъемке. Фотограф. Готовлю этнографические материалы для журналов вроде «Нэшнл Джиогрэфик». Наверное, в этом было что-то фрейдистское – я хотел, чтобы для моего семейства было как бельмо в глазу, что я щелкаю дикие племена, негров с кольцами в носу, тех самых, которых моя семейка считает людоедами. Я надеялся довести их до белого каления, но получил кое-какие призы, стал для них притчей во языцех на какое-то время, семейной звездой на месяц, а потом это превратилось просто в мою работу. Когда я узнал про отца, пришлось добираться сюда на шести аэропланах.

Он был спокоен. Большинство людей, когда полиция спрашивает их, где они были в момент чьего-либо убийства, приходят в замешательство. Алекс посмотрел на часы.

Дойдя до конца пирса, мы прислонились к низкой стенке. Я бросил окурок на землю, раздавил его ногой, нащупал в кармане новую пачку. Это дало мне две секунды, чтобы присмотреться к Алексу.

– Он назвал тебя в честь Пушкина? – спросил я.

– Чего?

– Да так.

Алекс стоял прямо, скрестив руки, и ждал. У него была жутковатая способность – стоять почти неподвижно, может быть, в силу профессии, может, он привык ждать нужное освещение, ловить правильный ракурс. Даже лицо его застыло, однако он смотрел очень внимательно. В свете, отраженном от воды, я заметил, что глаза у него разные: один голубой другой карий.

– И каково это было? – спросил я.

– Для кого?

– Для тебя, для него… То, что вы не дружили, не общались столько времени. А теперь с ним такое.

– Я забил на это много лет назад, – ответил Алекс. – Меня перестало заботить, что он думает обо мне, – Он посмотрел на лодки на воде. – Ветрено. – Он прикрыл глаза от солнца.