Митрофаныч долго не поддавался моим уговорам поручить это дело мне. И так вертел, и эдак, но я все же сумел уговорить его! Ведь кто лучше меня сможет устроить диверсию на немецком складе? Не Селиванов же! Тем более что сойти за местного, сотрудничающего с немцами, он, в котором даже слепой увидит стопроцентного русского парня, никак не сможет. Пришлось уговаривать командира целых два дня, пока удалось убедить его в моей правоте. Скрепя сердце Митрофаныч был вынужден согласиться с моими доводами. И теперь, радуясь этому, я удобно полулежу на мешках, загруженных в телегу. Радуюсь и одновременно чувствую мандраж.

— Пру-у-у-у! — Ян съехал на обочину узкой проселочной дороги и натянул поводья. — Немцы!

Навстречу нам со стрекотом несется мотоцикл с коляской. Еще не успел загруженный мешками воз остановиться, я соскочил на землю, чуть не столкнувшись с коровой, уныло бредущей на привязи вслед за нами, и вскинул правую руку.

— Хайль Гитлер, паны официры! — крикнул я, стараясь добавить побольше подобострастия.

Рядом со мной замерли Ян и еще один боец, отправившийся с нами в Антополь, — Сигизмунд. Бойцов я с собой взял специально из местных. Чтобы внешность, акцент… В общем, чтобы полностью соответствовать облику местных полицаев, которых мы сейчас разыгрывали. Сам я ему не полностью соответствую, хотя украинским языком владею в совершенстве и «западенский» акцент для меня проблем не представляет. В группу вошли я, как специалист по подрывному делу, и еще двое — Ян и Сигизмунд. Устроив засаду на одной из дорог, неподалеку от Антополя, мы разжились телегой, на которой настоящие полицаи везли сдавать реквизированное — мешки с картошкой, какое-то зерно, пару кур, корову, выглядевшую совершенно несчастной, — и, оставив этих полицаев гнить в ближайшем овраге, заняли их место. Перед этим, конечно, хорошенько их расспросили, но практически ничего нового, представляющего ценность, кроме имени местного старосты и того, что именно он будет оприходовать привезенное нами добро, не узнали. Зато, пока длился допрос пленных, я успел заложить в один из мешков с картошкой почти десять килограммов тола, плотно запрессованного, по старой привычке, в гильзы от снарядов, снаряженных взрывателями МУВ. Просто, примитивно, но… Я бы многое отдал сейчас хоть за что-то, что можно было бы использовать как радиоуправляемый взрыватель. Однако придется обходиться тем, что есть. А есть у меня только тол и МУВы. Даже провода, не говоря уж о подрывной машинке и электродетонаторах, нет.

Мотоцикл, не доезжая до нас нескольких метров, остановился.

— Папирен! — Один из мотоциклистов слез со своего железного коня и поправил тускло сверкнувший в слабом свете дождливого дня горжет. Второй немец, с унтер-офицерскими знаками различия, с оранжевой каймой, уставился на меня так, словно смотрит сквозь стекло.

— Пожалуйста, пан официр! — Я рысцой подбежал к жандарму, на ходу доставая смятый листок аусвайса.

Немец даже не протянул руку, чтобы взять протянутый документ. Просто глянул на него равнодушно, словно и не он приказал мне только что предъявить документы. Брезгует, что ли, руки марать?

— Мы в Антополь едем, — угодливо зачастил я. — Вот картошечку, зерно везем…

Жандарм, никак не отреагировав, прошел мимо меня и направился к телеге. На моих товарищей он тоже не обратил внимания. Зато телегу осмотрел тщательно. Точнее, не столько саму телегу, сколько ее груз. Что он там ищет? Оружие? Нет, наши карабины висят за плечами… Может, осматривает груз в поисках бомбы, которую мы, собственно, и везем? Все оказалось гораздо прозаичнее. Все так же молча немец вытащил одну из пяти куриц, лежащих со связанными лапами на дне телеги, — выбрал пожирнее да покрасивее! — и, продолжая игнорировать нас, вернулся к мотоциклу. Взревел мотор, и, обдав меня брызгами из небольшой лужицы, мотоцикл поехал по своим делам дальше, увозя жандармов и курицу.

— Твою мать! — сплюнул я, глядя вслед стремительно удаляющимся немцам, и пробурчал себе под нос: — Грабь награбленное…

— Шо? — переспросил Ян, не расслышав моей последней фразы.

— Ничего. Поехали дальше!

— От нахалюги какие! — сказал и свое слово Сигизмунд, когда мы снова двинулись в путь. — Курицу забрали, и ни тебе спасиба, ни — до свидания… даже не спросили!

— Кстати, а вы заметили какие на них «ошейники»? — задумчиво произнес я.

— Ты про те бляхи на шеях? — спросил Ян.

— Ага. Это — полевая жандармерия. Дезертиров ловят, бандитов всяких… Ну и нас — заодно. В общем, — я немного подумал, формулируя мысль, — они могут практически любую машину остановить. Понимаешь, к чему я веду?

Ян молча покачал головой. Промолчал и Сигизмунд. Я, довольный тем, что удалось заинтересовать товарищей, продолжил:

— Если раздобудем несколько комплектов такой формы и поставим где-то на дороге такой пост, то сможем останавливать одиночные машины, полицаев…

— А люди, хорошо знающие немецкий, у нас есть! — подхватил мою мысль Ян. — То ты, командир, хорошее дело придумал!

Надо будет напрячь Генриха, для которого немецкий — родной язык, чтобы тот устроил экзамен да отобрал несколько человек, владеющих немецким лучше всего. Тогда переодеваем их в форму фельджандармерии, ставим на дороге, останавливаем машину, какая понравится… Только форму надо раздобыть.

Погруженный в эти мысли, я и не заметил, как мы доехали до Антополя. Очнулся, только когда Ян произнес:

— Антополь, командир! Теперь говори только на украинском.

Я кивнул и принялся рассматривать приближающееся село. Мы едем с запада по грунтовке, идущей практически параллельно шоссе. Вокруг реденький лес, скорее — роща. Спрятаться здесь, подумалось мне, можно, но негде. Вот уже и первые дома. И пост на въезде. Из-под навеса, стоящего слева от хлипкого самодельного шлагбаума, выглянул немец, грудь которого украшает такой же горжет фельджандармерии, какой я задумал раздобыть, лениво окинул телегу взглядом и так же лениво потребовал «папирен». Снова пришлось лебезить, называть ефрейтора «паном официром» и доставать трофейный аусвайс. На этот раз документы были изучены более тщательно. Впрочем, это все — скорее для порядка. Сильно сомневаюсь, что многие немцы знают полицаев по фамилиям. Думаю, все мы, «не-арийцы», для них одинаковы. А фотографий-то на этих аусвайсах пока еще нет… Наш груз жандарма не заинтересовал вообще. Даже курицу себе не дернул. Видно, этот пост при складе здесь совсем не бедствует. Нам же лучше. А то, если каждый постовой будет себе что-то из нашего груза брать, мы к складу на пустой телеге приедем.

Вся процедура проверки документов заняла минуты две от силы. Скрипнув, пошла вверх кривая палка, перегораживающая дорогу.

— Но, клятая! — Ян щелкнул вожжами, а я, продолжая на ходу раскланиваться со спиной прячущегося под навесом немца, побежал вдогонку.

А вот теперь начинается самая опасная часть нашей операции. Как только подъедем к складу, нам придется иметь дело уже не с немцами, а с местным старостой и полицаями, которых могут заинтересовать наши незнакомые лица. А если кто-то из них спросит аусвайсы и окажется, что он знает их прежних владельцев? Для такого поворота событий у меня были заготовлены только пара гранат и молитва. А там — может, повезет до леса добежать.