— Я все-таки познакомилась со Скарлетт Тернер, подругой ма. Сначала эта дама показалась мне просто экстравагантной, как ма и рассказывала. И я сразу же почувствовала, что она очень любит Мейбл. Увы, стоило Скарлетт взять меня за руку, и мое мнение о ней переменилось. Это порочное существо, и сегодняшний рассказ Нормы — тому подтверждение.

Понизив голос до шепота, Элизабет рассказала Бонни все, что узнала.

— Господи, и как таких земля носит! — ужаснулась подруга. — Дома сразу все расскажешь мадам Мейбл!

— Нет, лучше подождать. Бонни, перед тем как заехать за детьми, я побывала в агентстве мистера Джонсона, это возле Лонгакр-Сквер, и попросила его помочь. Он был рад меня видеть и выслушал очень внимательно.

— Отец Ричарда? Чем он может помочь?

— По моей просьбе он наведет справки о Скарлетт Тернер. Это его работа. От оплаты он отказался, и для меня это очень дискомфортно. Мистер Джонсон пообещал выяснить о ней всю правду. Я боюсь за ма, понимаешь? И готова сражаться с пороком, злом… да хоть с самим сатаной, если он существует!

Бонни поспешно перекрестилась. С грустью обвела взглядом уютную, хоть и скромно обставленную комнату, где они с Элизабет сидели.

— Прости, моя хорошая, что прихожу и вываливаю на тебя, радостную и счастливую, все свои мрачные мысли, — вздохнула Элизабет. — Но в свое время я так намучилась из-за этой извращенной любви, — ты знаешь, о чем я, — и не позволю Скарлетт манипулировать ма. Теперь я точно знаю: она хотела разлучить ее с па. Любовь к Мейбл, которую я в ней почувствовала, — это не привязанность, не дружеские чувства.

Я не знала, что такое бывает, и поэтому мои ощущения были смутными, непонятными. Но теперь все ясно. Любовь этой женщины чудовищна.

9. Скарлетт Тернер

Сентрал-паркЛ суббота, 26 августа 1899 года

Веселая компания устроила пикник на лужайке в Сентрал-парке, в тени смоковниц. Большая скатерть в красно-белую клетку сплошь заставлена провизией, потому что все принесли «понемногу». Это была свадебная трапеза, простая и на свежем воздухе, как того и хотели Бонни и Жан.

— Мадам Дюкен, подать вам салат? — любезно осведомился Батист Рамбер. — Это итальянский рецепт, и жене моей он отлично удается. С моцареллой и свежими томатами.

Мне неловко, когда меня так называют, — отвечала новобрачная, очаровательная в своем платье из шелка цвета слоновой кости и красивой соломенной шляпке с цветами и ленточками.

— Придется привыкать, моя ненаглядная, — пошутил Жан. — Спасибо, дружище Батист, что напоминаешь ей, что она теперь моя жена.

Леа Рамбер засмеялась и, не церемонясь, положила себе своего знаменитого салата. Мейбл подала и свою тарелку — из белого фарфора, с расписной кромкой. Она настояла на том, что посуда будет от них, и красивая.

— Обед на траве? Пожалуйста! Но он должен быть праздничным! — заявила она Норме.

Молодую домоправительницу Вулвортов пригласили тоже. Она была в ситцевом платье в цветочек, а белокурые волосы уложила в красивый шиньон с множеством косичек.

— Если кто-нибудь любит вареные яйца, их целая дюжина, — сказал Анри Моро. — Мой кузен держит за прачечной курятник. Из кормов — только пшеница и ячмень.

— Неужели? — отозвалась на это Элизабет. — Охотно попробую.

Луизон улыбался всем, как солнышко, а его сестричка Агата, наоборот, очень робела в кругу незнакомых людей. Гости смеялись и громко разговаривали, и девочка все больше замыкалась в себе, несмотря на все попытки Мейбл ее расшевелить. Она то и дело гладила малышку по волосам, прямым и очень светлым.

Что до Тони и Миранды, детей Леа и Батиста Рамбер, они чувствовали себя куда свободнее. Мальчишке было тринадцать, девочке — восемь. Они сидели возле Элизабет.

Подарками — игрушками и сладостями, которые она привезла четыре дня назад, когда была у них в гостях, молодая женщина моментально расположила к себе детей.

— Так приятно быть здесь, со всеми вами, — сказал Эдвард Вулворт. — В последний раз я был на пикнике лет в пятнадцать, так что чувствую себя помолодевшим! Лисбет, переведи, пожалуйста, своим французским друзьям!

— Конечно, па! — отвечала молодая женщина и с улыбкой исполнила просьбу.

В бежевом фланелевом костюме, без галстука, с расстегнутыми верхними пуговичками на рубашке — вид у богатого нью-йоркского негоцианта был непривычно непринужденный. Он откупорил бутылку красного вина — дорогого марочного бордо — к удовольствию новобрачного, поспешившего поблагодарить его по-английски.

— Я пытаюсь перенять здешний язык, но получается плохо, — посетовал Жан. — Уже умею сказать: «спасибо», «здравствуйте», «добрый вечер» и «как дела?». Больше — ни слова. А вы, Анри?

— Луизона американцы начнут понимать раньше, чем меня, — ответил тот. — Пока это не проблема, потому что в прачечной все говорят по-французски. Дидье, кузен моей жены, набрал работников из своих, уроженцев провинции Берри'.

— Так вы — берриец? — спросила Элизабет.

— Наполовину. Мама родом из Верхней Вьенны. Со временем ее семья перебралась в городок Исуден, что в департаменте Эндр.

Свой ответ Анри подкрепил приятной улыбкой. По случаю он принарядился, и Мейбл, которая украдкой на него посматривала, быстро пришла к выводу, что взгляд его темных глаз часто задерживается на лице Элизабет.

Пока Норма предлагала всем холодного жаркого, Бонни, с бокалом в руке, наслаждалась своим счастьем. Она наконец-то замужем и обожает мужа…

Сидя на почетном месте, окруженная гостями, она, казалось, грезила наяву.

«Мистер и миссис Вулворт всем довольны, Леа и Батист — тоже. Жан так радовался этой встрече с другом брата! Они сразу узнали друг друга, после стольких лет, — говорила она себе. — Элизабет попросила пригласить Анри Моро с детьми, разве можно было ей отказать? Кажется, они подружились. Оба недавно овдовели, думаю, это сближает».

Под внешней беззаботностью Элизабет скрывался ураган. Рано утром, до отъезда на церемонию, которая должна была объединить судьбы дяди Жана и Бонни, она получила письмо от отца Ричарда, судя по почтовому штемпелю — из штата Мэн. Роберт Джонсон обещал информацию исключительной важности, разумеется, о Скарлетт Тернер. С припиской: только при встрече, с глазу на глаз.

Девять дней прошло с тех пор, как она заручилась содействием детектива. Элизабет никому, кроме Бонни, об этом не рассказывала, как и об откровениях Нормы. Честно говоря, она была заинтригована поведением Мейбл. О том, совместном со Скарлетт обеде ма говорила очень уклончиво, впоследствии — всячески избегала расспросов.

«Ма только и сказала, что мы очень огорчили ее подругу, — вспомнилось Элизабет. — И что Скарлетт — всего лишь оригиналка и душа у нее чувствительная».

От размышления ее отвлекла ритмичная музыка, доносившаяся из-за кустов бирючины. Судя по всему, кто-то наигрывал