Генри с тревогой покосился на строй солдат.

— Я арестован? — спросил он у ближайшего из бравых молодцов.

— Арестованы? — расхохотался тот. — Конечно, нет! Мы бы не посмели вас арестовать, даже если бы хотели. Чернь разорвала бы нас в клочья. А если бы нам все же удалось посадить вас за решетку, они разобрали бы тюрьму по камешку голыми руками, чтобы освободить вас. Сэр, вы не представляете себе, что вы такое для этих людей. Все эти дни они только и говорили, что о вас. Но губернатор желает видеть вас немедленно, сэр. Сам он не мог быть здесь по понятным причинам.

Так они добрались до губернаторского дворца.

— Капитан Морган, — сказал губернатор Моддифорд, когда они остались наедине, — не знаю, сообщу ли я вам хорошие новости или дурные. Известие о вашем завоевавании достигло ушей короля. Нас обоих вызывают в Англию.

— Но у меня было предписание…

Толстые щеки и плечи губернатора заколыхались в скорбном отрицании.

— О предписании, капитан, я бы на вашем месте умолчал, хотя и выдано оно мной самим. Там есть статьи, которые могут нас обоих поставить в ложное положение. Хотя нам и так грозит виселица. Впрочем, не знаю, не знаю… Разумеется, сейчас между Испанией и Англией мир, но отношения остаются прохладными, весьма и весьма. Король сердит на нас, но, полагаю, несколько тысяч фунтов, врученные кому следует, могут смягчить его гнев, в каком бы он ни был бешенстве. Английский народ с ликованием узнал о столь славной победе. Будьте спокойны, капитан. Я, во всяком случае, спокоен. — Он выразительно посмотрел на Генри. — Надеюсь, в нужную минуту у вас найдутся эти тысячи?

Генри произнес официальным тоном:

— Я старался служить моему государю, следуя духу его воли, а не букве политической игры… — Затем он добавил: — Право, сэр Чарльз, мне есть чем заплатить за королевскую милость, пусть это обойдется и в полмиллиона. Говорят, король добрый человек и большой знаток женской красоты, а мой опыт свидетельствует, что этому всегда сопутствует нужда в деньгах.

— И еще одно, капитан, — с некоторой неловкостью сказал губернатор, — некоторое время тому назад ваш дядя был убит. Его дочь живет здесь у меня. Сэр Эдвард умер почти неимущим. Разумеется, мы, как вы понимаете, будем рады, если она навсегда останется с нами, но, боюсь, ей это несколько в тягость. Мне кажется, ее смущает мысль, что ей благодетельствуют. Разумеется, вы позаботитесь о ней. Сэр Эдвард погиб благородно, он заслужил благодарность короля, но, к сожалению, благодарности короны денежной стоимости не имеют.

Генри улыбнулся.

— Мой дядя мог погибнуть только самым благородным образом. Я уверен, что мой дядя делал все — да — да, даже ногти подстригал — так, словно с него не спускали злорадных глаз знатнейшие придворные. А как он скончался? Произнес краткую достойную случая речь? Или плотно сжав свои проклятые узкие губы, словно смерть неприлична людям, занимающим его положение? Что за человек! Его жизнь сводилась к простой, но эффектной роли, которую он неплохо играл. — Тон Генри был шутливым. Я ненавидел дядю. Мне кажется, я его побаивался. Он принадлежал к весьма немногим людям, которые были способны внушить мне страх. Но скажите, как он умер?

— Шептались, что один раз он застонал. Я выяснил, как возникли эти слухи, и оказалось, что какой — то лакей спрятался за занавесом. Без сомнения, он и распустил их.

— Жаль! Жаль! Какая жестокая насмешка судьбы — запятнать безупречную жизнь, не совладав с выдыхаемым воздухом! Но теперь я его больше не боюсь. Если он застонал, значит были в нем и человечность, и слабость. Я презираю, но и люблю его за это. Что до моей кузины, будьте спокойны, я избавлю вас от хлопот о ней. Мне кажется, я ее помню: высокая девочка с белокурыми волосами, девочка, которая очень скверно играла на арфе. То есть мне казалось, что скверно, а возможно, что и превосходно.

Моддифорд заговорил о том, чего уже давно хотел коснуться:

— Я слышал, что в Панаме вы встретили Красную Святую и отпустили ее за выкуп. Как это было? Говорили, что она — жемчужина из жемчужин!

Генри покраснел.

— Ну — у, — протянул он, — по — моему, легенда ей польстила. Бесспорно, она очень недурна собой и, наверное, способна пленить некоторых мужчин. Но она не принадлежит к женщинам, которых я нахожу достойными восхищения. Понимаете ли, она несдержанна в выражениях, и рассуждала о вещах, которых, мне кажется, женщинам касаться не подобает. К тому же она ездит верхом помужски и фехтует. Короче говоря, в ней нет той стыдливости, которую мы привыкли находить в женщинах благородного происхождения.

— Но как любовница… Только как любовница?..

— Видите ли, я получил за нее семьдесят пять тысяч дублонов. На мой взгляд, не родилась еще женщина, ради которой стоило бы отказаться от этой суммы.

— Такой выкуп! Но почему за нее дали столько?

— Наведя справки, я выяснил, что ее ждет большое наследство. Ну, и как я уже сказал, она очень недурна собой, хотя, конечно, легенда ей польстила.

Тем временем в другой комнате леди Моддифорд наставляла Элизабет.

— Душенька, вижу, я должна поговорить с вами как мать. Я думаю только о вашем будущем. Нет никаких сомнений, что ваш кузен позаботится о вас, но будете ли вы счастливы? То есть всецело завися только от его щедрости? Однако взгляните на него по — иному! Он богат, приятен лицом. Вы понимаете, душенька, что тут деликатничать нельзя. И даже не так уж и желательно, мне кажется. Почему бы вам не выйти замуж за вашего кузена? Не говоря уж обо всем остальном, вы окажетесь тогда единственной женщиной на свете, которой не в чем будет упрекнуть родню мужа…

— Но, леди Моддифорд, — кротко возразила Элизабет, — то, о чем вы говорите… Ведь, кажется, браки между двоюродными братьями и сестрами считаются недозволенными?

— Ничуть, душенька. Ни установления церкви, ни установления государства нигде этого не запрещают, а что до меня, так, по — моему, подобные браки вообще предпочтительнее. Сэра Чарльза и вашего кузена вытребовали в Англию. Сэр Чарльз полагает, что речь может пойти о возведении в рыцарский сан. Тогда вы станете леди Морган и будете богаты.

Элизабет задумалась.

— Я видела его только раз какую — то минуту, и, если не ошибаюсь, мне он не очень понравился. Такой он был возбужденный, весь красный. Но держался он почтительно и учтиво. Мне кажется, он хотел узнать меня поближе, но отец… вы ведь помните его… Может быть, из него выйдет хороший муж, — докончила она.

— Душенька, из любого мужчины выйдет хороший муж, если за него взяться, как следует.

— Да, пожалуй, так будет лучше всего. Мне надоело, что меня жалеют за мою бедность. Но он сейчас окружен такой славой, заметит ли он меня, как вы думаете? Позволит ли ему гордость снизойти до нищей кузины?

— Милая Элизабет, — твердо сказала леди Моддифорд, — неужели вы до сих пор не поняли, что почти любая женщина может выйти за любого мужчину, если только не помешает другая женщина? Но я уж пригляжу, чтобы вам никто не встал поперек дороги. Можете на меня положиться.