Шот Даньян (R автосалочник): Что, не бред? И не важно, что последние несколько лет тысячи людей играли в автосалки и в худшем случае растягивали шею. Мы толком не понимали, что могло случиться. Не осознавали. Когда мы увидели, что, блин, бывает, что мы можем погибнуть, сгореть заживо, автосалки начали потихоньку сходить на нет.

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: Не хочу морализаторствовать, но иногда смерть одного человека может оправдать смерть целой культуры.

Линн Коффи: На третий день после гибели Рэнта Кейси машину подняли со дна канала. Почти три часа из реки тащили обожженную оболочку «Кадиллака-Севилль» с обугленным остовом новогодней елки на крыше.

Недди Нельсон (R автосалочник): Разве правительство не против, чтобы Рэнт Кейси стал нашим мучеником? Разве эксплуатируемые не обращаются всегда за утешением в церковь? А там они разве не встречаются с другими эксплуатируемыми? Разве все революции начались не с того, что люди жаловались друг другу, пели песни и организовывали активное сопротивление?

Разве автосалки не стали нашей церковью и местом сборов? Как на пит-стопах? Разве мы не та революция, которая каждую ночь почти, почти, почти начиналась… всегда чуть не начиналась, но вместо этого мы начинали друг друга «салить»? Если бы появился лидер — Рэнт Кейси или кто-то еще — наша армия, готовая сражаться и умирать, — разве мы бы не стали бы неуязвимы?

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: Фактически мы оплакиваем утрату тысячи транспортных средств, наполненных перекусами, флиртом и психологическими беседами. Все это было некой формой поднятия осознанности, а также способом общения, совместного мечтания и планирования, а может, и настоящим культурным переворотом. С момента гибели Рэнта, однако, каждая ночь стала посмертным вскрытием автосалок. Аутопсией — не Рэнта Кейси, а субкультуры, на которую некоторые Ночные уже начали уповать как на средство сделать свою жизнь лучше.

Линн Коффи: Поскольку все окна были закрыты, бархатная обивка «Кадиллака» осталась почти целой. Свидетели говорят, что автоматический рычаг переключения передач был во включенном положении, как и фары, хотя аккумулятор сразу залило водой. Далее: в голубом интерьере салона обнаружилась речная вода, одна джинсовая рубашка с вышитыми цветами, одна пара джинсов с вышитыми листьями плюща, пара баскетбольных кед с высоким верхом, но ни одного-единственного Бастера Кейси.

Кроме того, полиции не удалось открыть машину, пока не вызвали специалистов с отмычкой. Все двери были заперты, ключи торчали в зажигании.

Преподобный Кертис Дин Филдс (3 пастор миддлтонской христианской общины): В Библии написано, что это случается в мгновение ока. Вознесение. Рэнт вознесся на небеса. Вот что я сказал Чету и Айрин, когда зашел к ним. Я еще не видел супружеской пары, столь убитой горем.

Роуми Миллс (R уголовный следователь): Именно в этот момент департамент выдал ордер на арест Бастера Кейси.

Айрин Кейси (3 мать Рэнта): Как я понимаю, старший мальчик Карлайлов пошел в шерифы, чтобы приносить людям плохие новости. Утром, после аварии, приходит к нам во время завтрака, поднимается на веранду и стучит, пока Чет не подходит к двери. Бэкон Карлайл говорит:

— Мне очень жаль, но ваш сын Бастер Лэндрю Кейси прошлой ночью погиб в автокатастрофе приблизительно в двадцать три часа сорок три минуты.

Он зачитал это с маленькой белой карточки. Глядел на карточку, а не на нас. Отчеканивал каждое слово, как в школе. Потом, весь такой уважительный, снял фуражку, перевернул карточку и прочел, что написано на обороте:

— Примите мои глубочайшие соболезнования в этот тяжелый момент.

Пока он читал с той стороны, мы видели, что там написано. Чет спрашивает:

— Тело нашли?

Бэкон пожимает плечами — даром что взрослый, а дебил. Засовывает карточку себе в фуражку и нахлобучивает на уши.

Лью Терри (R домоуправ): Является какой-то фермер в комбинезоне, звонит в дверь и вытаскивает меня из постели средь бела дня. У этих Дневных никакого уважения! С крыльца не сходит, машет конвертом, где этот дом обратным адресом, говорит, что он отец Кейси. Приехал сюда со своих чертовых куличек, чтобы забрать вещи парня.

Ну, я ему, само собой, выразил соболезования. Полицейские уже прочесали квартиру, но никто не сказал, что нельзя пускать родственников. А вот дом у нас построен не очень правильно. Чтобы найти квартиру этого парня, нужно пройти весь коридор первого этажа, подняться по пожарному ходу на второй, потом пройти по открытой веранде к задней двери. Я этого папаше не говорил, но пока я сходил к себе за ключом, он уже исчез.

Раз, два, три — добрался до двери сына и зашел внутрь. Сапоги уверенно ступают по моим полам, навоз роняют. Как будто он тут жил. Но, клянусь, он в жизни тут никогда не бывал! Чтобы открыть дверь, показывает, нужно приподнять ручку, и шарниры подаются, болты совсем расхлябанные, так что можно сдвинуть засов без ключа.

Я стою с ключом в руках. Он жестом зовет меня за собой.

Но нас уже опередили.

Шериф Бэкон Карлайл (J детский враг Рэнта): Более жестоких людей не видел. Вот такие эти Кейси. Воспитали одного сына, который убежал и где-то убился, наверное, лишь бы огорчить своего старика. А Чет Кейси стоит на веранде и слушает плохую новость, словно я радио и говорю прогноз погоды. Никаких чувств на лице. Вообще никаких! Ну разве только родители такого чумного отпрыска, как Рэнт Кейси, уже давным-давно считают его мертвым.

Лью Терри: Отец парня в квартире со мной, а в ванной кто-то шерудит. Взломщик. Эти хитрые ворюги видят в газете некролог или статью о том, как кто-то коньки отбросил, и вламываются, чтобы утащить стерео, телевизор, лекарства. А раз наш вор в ванной, значит, нарик роется в аптечке.

Папашу это не слишком беспокоит. И грустным он тоже не кажется. Гладит ладонью стену, щупает краску.

Дверь туалета раскрывается, оттуда выходит девушка. Одна ее рука какая-то больная, а в другой она держит мусорный пакет из черного полиэтилена. Смотрит на меня и папашу и спрашивает:

— А вы, блин, кто?

А этот мужик улыбается. Лыбится как обезьяна. Отходит от стены и говорит:

— Эхо… Как, черт возьми, приятно снова тебя видеть!

Айрин Кейси: В то утро, когда Чет поехал в аэропорт, чтобы забрать Бадди из города, он рассказал мне очень странную штуку. Напомнил о коричневых обоях с ковбоями, что мы повесили в комнате Бадди. Сказал их снять. Отпарить и сорвать.

И велел посмотреть, что прячется в стене за каждой козявкой, которую прилепил туда мальчик. Тогда, мол, я в жизни никогда не буду нуждаться. Только сказал надеть резиновые перчатки, прежде чем браться за козявки.