Мама сказала:

— Ты в последнее время изменилась, Дамарис. Ты повзрослела.

— Ну, значит, пришло время, — сказала я, — Ты так говоришь, будто не хочешь, чтобы я взрослела.

— Большинство матерей хотело бы, чтобы их дети оставались маленькими как можно дольше.

— А это совершенно невозможно, — сказала я.

— Печальный факт, который нам всем приходится принять. — Она обняла меня и сказала:

— Ах, Дамарис, я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я счастлива! — ответила я в порыве. Потом я принялась говорить ей о своем платье, которое, должно быть, уже описывала ей раз двадцать, и она слушала, словно впервые. Казалось, она смирилась, и я надеялась, что ее первоначальная необъяснимая неприязнь к Мэтью пройдет.

Когда взошло солнце и разогнало утренний туман, стало тепло, но лето уже закончилось.

— Скоро мне придется уехать, — говорил Мэтью.

Единственно печальным было то, что все это не могло длиться долго.

«Но прежде чем уехать, он поговорит со мной, — думала я. — Он должен со мной поговорить».

Мне еще не исполнилось пятнадцати. Я была молода, но, видимо, не настолько, чтобы не влюбиться. После полудня я отправилась в Грассленд. Я собиралась носить костюм елизаветинских времен весь вечер.

— Мы не можем всех переодеть за пять минут, — говорила Элизабет. Кроме того, все участники шарад носят свои костюмы.

— Это похоже на бал-маскарад! — воскликнула я.

— Ну, пусть будет бал-маскарад, — ответила она. Ей доставляло большое удовольствие одевать меня, и мы много смеялись, когда она помогала мне влезать в нижнее платье, которое было предназначено для того, чтобы мои юбки колоколом стояли вокруг меня. Потом я надела верхнее платье, которое было великолепным, но при дневном свете казалось несколько помпезным.

— Оно довольно долго пролежало в сундуке, — сказала Элизабет, — но при свете свечей оно будет выглядеть прекрасно. Никто не заметит, что бархат немного пообтерся, а драгоценности сделаны из стекла. Какая ты стройная! Это хорошо, так легче носить это платье.

Юбки были отделаны рюшем и фестонами из лент в виде дуг и обильно украшены «бриллиантами», которые при свете свечей могли показаться настоящими.

— Из тебя получилась хорошая королева! — произнесла Элизабет.

Потом она завила мне волосы, взбила их, чтобы они стояли, и подложила накладки из чужих волос, чтобы казалось, что у меня больше волос, чем на самом деле.

— Жаль, что ты не рыжая, — сказала она. — Тогда все сразу же признали бы в тебе королеву. Ничего, я думаю, что она носила парики всех цветов, так что один из них наверняка был каштановым.

Она вплела мне в волосы ожерелье из бриллиантов, потом надела на шею жесткий плоеный воротник и отступила назад, любуясь творением своих рук.

— Ну, я бы тебя не узнала, Дамарис! — сказала она.

Это было правдой. Когда я взглянула на свое отражение в зеркале, у меня перехватило дыхание.

— Кто бы мог поверить, что можно так измениться?!

— Еще несколько штрихов здесь и здесь, моя дорогая. Мы учились этому в театре.

Когда я увидела Мэтью, мы уставились друг на друга, потом рассмеялись. Он тоже стал совсем другим.

Он стоял передо мной в желтом плоеном воротнике и в пышных бриджах, которые были так широки, что мешали ему при ходьбе. На нем были вышитый камзол и чулки с подвязками у колен, демонстрирующие хорошей формы икры, а также маленькая бархатная шляпа с великолепным пером, ниспадающим на поля. Самым замечательным предметом его туалета был плащ: бархатный, украшенный сверкающими красными камнями и массивными поддельными алмазами, очень изящный, прекрасно подходивший к его костюму.

Мэтью казался совсем другим человеком. Мне было приятно видеть его без парика. Жаль, что в наше время мода предписывала носить парик.

Он выглядел более юным, несмотря на изысканный костюм и покрой бридж, которые делали его походку величавой.

Мэтью с серьезным видом поклонился мне.

— Смею заметить, — сказал он, — что Ваше Величество выглядит очень грозно.

— Это первый случай в моей жизни, — ответила я. Перед ужином были танцы. Элизабет Пилкингтон была прекрасным организатором и знала, как все устроить. Она пригласила именно столько гостей, сколько нужно. Кроме членов моей семьи, было несколько соседских семей.

Весь вечер я и Мэтью были вместе.

— Никто не будет танцевать с нами, — проворчал Мэтью, — я чувствую себя неловко, а ты?

— И я тоже, — ответила я.

Но все восхищались нашими костюмами и говорили, что с нетерпением ждут шарад, которые должны были стать «гвоздем программы» этого вечера.

Никогда прежде я не получала такого удовольствия от вечеринок. Мне хотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался, хотя и немного беспокоилась о том, как мне удастся сыграть свою роль в шарадах.

— У тебя все будет прекрасно, — говорил Мэтью. — В любом случае это только игра. Во время танцев он сказал мне:

— Ты мне все больше и больше нравишься, Дамарис.

Я молчала. Сердце мое сильно стучало. Мне казалось, что в один из таких вечеров он скажет мне о нашем будущем.

— Ах, Дамарис, — сказал он, — как жаль, что ты еще так молода!

— Мне так не кажется. Это только вопрос времени…

Мэтью засмеялся:

— Да, это дело поправимое, не правда ли? Он похлопал меня по руке и сменил тему разговора.

— Благодарение Богу, — сказал он, — нам не придется говорить наши роли. Я никогда не мог запомнить слова: боюсь, что я не унаследовал талант матери.

— Елизавету следовало бы играть твоей маме: она бы сыграла ее великолепно.

— Нет, она хотела, чтобы это сделала ты. Кроме того, на ней лежат обязанности хозяйки дома.

Я была уверена в том, что он был близок к тому, чтобы сделать мне предложение. О, как мне хотелось, чтобы это произошло!

Конечно, нам пришлось бы некоторое время подождать. Любой сказал бы, что я слишком молода для брака. Мне пришлось бы ждать до шестнадцати лет, это больше, чем год. Ну, это не так плохо, я была бы обручена с Мэтью Если бы я знала, что мы через какое-то время поженимся, я могла бы ждать и быть счастливой.

Мэтью проводил меня на ужин, но я не замечала того, что ела. Я была слишком взволнована. Вино было холодным, освежающим, но я с нетерпением ждала своего выступления в роли королевы.

Наконец, этот момент настал.

Элизабет объявила гостям, что теперь мы будем смотреть шарады и публика должна отгадать слова, которые мы изображаем.

Ужинали мы в комнатах, которые выходили в зал, а само представление должно было состояться в зале.